Meles meles
Название: Точка фокусировки
Автор: /Melissa/
Бета: Levian
Размер: миди, 8248 слов
Пейринг/Персонажи: Оптимус Прайм/Мегатрон
Вселенная: TFP
Категория: слэш
Жанр: romance, PWP
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: Мир вращается всё быстрее, и обитатели возрождённого Кибертрона понемногу привыкают к диархическому правлению Оптимуса Прайма и Мегатрона, как вынуждены привыкать и они сами. И намного, намного более глубокого взаимопонимания соправители достигают, когда никто их не видит.
Примечание: пост-канонная AU, сиквел к фику «Зеркало»
читать дальше
Он не знал, что привело к нему Оптимуса под конец светового полуцикла, но привык не спрашивать. Если Оптимус чего-то в отношении Мегатрона хотел, все разрешения ему уже были даны — не в этом ли заключался их личный договор?
— Располагайся. — Он указал датападом в сторону стола с придвинутыми к нему стульями. — Я не ждал тебя сегодня.
— Я решил, что тебе может быть скучно, — с оттенком вопроса отозвался Оптимус, разворачивая ближайший стул к платформе, на которой лежал Мегатрон.
— Ультра не даст заскучать. И я просил: если он направляет свои предложения по Айакону лично тебе, не перебрасывай их мне.
— Перестройка судебной системы входит и в твои сферы деятельности. Я не хочу создавать прецедентов. Ультра Магнус со временем привыкнет.
— «Прецедентов»? Я начинаю задумываться, не пересылать ли мне свои ответы Ультре тоже через тебя. Чтобы ты не остался в неведении, например, каким образом планируется ограничить твою власть Прайма.
Под его взглядом Оптимус встал и направился к раздатчику; как обычно, жестом спросив разрешения, набрал в куб энергона едва ли на несколько глотков. Потом вернулся к стулу, подтянул тот ближе к платформе и сел, явно не собираясь отвечать на подначку. Датапад, с которым он пришёл, остался на полке с кубами у раздатчика.
— Хочу извиниться, что четыре цикла назад переслал то сообщение тебе, — нахмурившись, сказал Оптимус. — Я был занят в лабораториях и не прочитал его, посчитал, что твой взгляд станет нелишним. Согласно теме, Ультра Магнус должен был подытожить вариант поправок к Положению об амнистии, которые мы с ним как раз в тот цикл обсудили.
— О, представить не можешь, как меня впечатлила столь неожиданно обозначенная в последнем примечании и не менее от того лестная оценка Ультрой моих манипуляторских способностей. Не поздновато ли применять Положение ко мне? К слову, в ответ я как раз предложил ему точнее обозначать суть вопросов в теме повторного сообщения, чтобы оно всё же дошло до адресата, а не было вновь направлено для ознакомления мне.
— Да, Ультра Магнус посчитал нужным передать мне твой ответ, в общих чертах. В случившемся только моя вина. Ты не должен был этого увидеть.
— Отчего же? У него безукоризненная логика. Несколько осторожничает с формулировками, но такой точный анализ ситуации приятно читать. Если бы Шоквейв посчитал необходимым потратить один процент процессорной мощности на осознание сути поэзии, гармоничная структура сообщений Ультры вошла бы в его личный платиновый фонд.
— Ты злишься.
— Твои автоботы продолжают лезть, куда не следует.
Когда Оптимус неосознанно расправил плечи, Мегатрон поморщился и взмахнул рукой. Повторять этот спор в очередной раз смысла не было. Временами упрямый и сдержанный до невыносимости, Оптимус неизменно уважительно относился к свободе мнения своих автоботов, особенно той горстки, что участвовала в Земной кампании. Пока их назойливость не мешала его личным встречам с Оптимусом, Мегатрон терпел, но броню на правой руке буквально жгло — очень не хватало плазменной пушки.
Стоило бы смягчить последнюю реплику, как-нибудь прервать повисшее молчание, но Оптимус его опередил и с тем же решительным видом почти потребовал:
— Я получил уведомление, что по медицинским причинам ты временно недоступен.
— Иногда я жалею, Оптимус, — оскалился Мегатрон, отложил датапад на полку и с удовольствием потянулся на платформе, — что наша с тобой война закончилась, ты убедил меня совместно строить гражданское общество и я больше не могу просто по своему желанию вырвать одному болтливому медику глоссу.
— В уведомлении не содержалось причины. — Оптимус не оценил мрачной шутки и после паузы продолжил: — Что-то серьёзное?
— Во время полётов меня заваливает вперёд. Калибрую пару трансформационных последовательностей.
— Двенадцать джооров на калибровку последовательностей?
— Перераспределяю вес брони на ногах. Начали с нижних сегментов, и только.
— Это больше похоже на правду, — кивнул Оптимус. — Нокаут ни при чём, уведомление шло от Медицинского центра. Нововведение Рэтчета: всё, что касается меня и тебя, автоматически маркируется как «Важное».
— Праймас, твои автоботы и их протоколы!.. Всем одиннадцати сенаторам о моём — несомненно подозрительном — отсутствии на целую треть цикла тоже сообщили?
— Нет, — улыбнулся Оптимус и добавил: — Только Бамблби, как председателю. И мне.
— Автоботы, — проворчал Мегатрон и поморщился: настолько… недостойно прозвучало. — Полагаю, как только смогу встать на ноги, побеседую с нашим Главным медиком. Не хотелось бы вызвать общественные волнения, когда мне понадобится выделить полджоора на прочистку сливного клапана. Да ещё тратить зря твоё время.
— А если бы мне этого хотелось?
— Чего, Прайм? Видеть, как из-за пустяковой процедуры я вынужден…
— Волноваться за тебя. — Тот едва уловимо улыбнулся. — Просто за тебя, не за Кибертрон.
Мегатрон не нашёлся, что ответить. Как циклов сорок назад он злился, что, желая быстрее заключить мир, не настоял на детальном прописывании условий управления возрождённым Кибертроном, так до сих пор не мог определить, до какого предела расширяется это их «равнозначное партнёрство» в видении Оптимуса.
Он посмотрел в спокойную синюю оптику, цепко изучил выражение не скрытого боевой маской лица — ни следа насмешки. С чего бы Оптимусу за него волноваться? Их столкновений на поле боя было более чем достаточно, чтобы узнать пределы прочности друг друга. Мегатрон не собирался становиться очередной проблемой в бесконечном списке дел Прайма.
— Пей уже свой энергон, — пробормотал он.
Приём, пожалуй, не из самых честных. Он давно заметил за Оптимусом одну привычку, которая проявлялась настолько незаметно, что Мегатрон осознал закономерность лишь на шестую или седьмую их встречу, — и знанием о которой напрямую воспользовался. Потому что Оптимус вспомнил о наполненном кубе и послушно отвлёкся, сделав глоток.
Он всё ждал, что после второго глотка Оптимус вернётся к беседе, но тот молчал и, опустив взгляд, смотрел на энергон, будто через радужные разводы с ним разговаривал сам Праймас. Мегатрон поморщился и заставил себя выкинуть из мыслей раздражение на автоботов, неизбежное из-за ремонта ограничение в передвижениях, Нокаута и поступивший из Айакона отчёт Шоквейва.
— Оптимус? — окликнул он. — Так и будешь там сидеть?
Подняв на него взгляд, тот чуть склонил голову набок.
— Мне лучше уйти?
— Можешь сесть сюда. — Он кивнул на край платформы возле своего бока и сдвинулся к стене, освобождая больше места. Вот и все доступные ему сейчас перемещения. Шлакова Юникронова броня! Возрождение самим Праймасом оказалось выгоднее, чем возрождение Юникроном: Мегатрону, чтобы вернуться к привычной модификации корпуса, ещё предстояла отладка целой череды подсистем, а Оптимус мог хоть сейчас вступить в полноценный бой.
— Тебе будет неудобно, — сказал Оптимус, но уже встал. Он оставил недопитый куб на столе и, присев на край платформы, глянул на ноги Мегатрона. — Скажешь, если…
— Мне просто нельзя вставать, пока новые пластины не схватятся.
— Как скажешь, — кивнул Оптимус и, усаживаясь поудобнее, опёрся о его бок спиной. Мощный, получивший порцию свежего топлива двигатель загудел громче, мягко соприкоснулись поля; Мегатрон потянулся рукой к чужой спине и провёл подогнутыми когтями по хребтовой оси.
Лёжа, он не доставал даже до основания шлема Оптимуса, но ему вполне хватало дотянуться до крыльев. Ради лётной альтформы он ещё в начале войны прошёл полную перестройку корпуса и сейчас мог оценить качество работы автоботского медика, который отлично модернизировал добавленные Молотом Солус крылья: теперь они не казались чем-то чуждым, приваренным к спине, а превратились в естественную часть нового корпуса Прайма. Пара трансформаций — и они разворачивались, и только тогда становилось ясно, что силы реликвии Праймов хватило лишь на очень древний вариант полёта, без видоизменения корпуса, а только на встроенных турбинах, едва ли не первый, с которого началось покорение кибертронцами воздушной стихии; инсектиконы и прочие звероформеры не считались.
Он несильно надавил на узел в центре спины, где сходились крылья. Крепкий модуль, практически монолитный, а не подвижное, быстро реагирующее на изменение условий сочленение, как у искателей. Крылья транспортника.
— Не больно?
— Нет, — после заминки сказал Оптимус, и спина расслабилась, пластины немного разошлись, а проглядывающие в открытых узлах тяжи сбросили напряжение. Крылья шевельнулись и на считанные градусы изменили угол. Похоже, наибольшая степень свободы для такого плотно собранного блока.
Мегатрон прогладил стыки, дразнящими безопасными росчерками прошёлся когтями по панелям крыльев, уходящих под спинную броню, провёл тыльной стороной ладони по пластинам вниз, чтобы, закончив круг и с лёгкой досадой обогнув элементы Земного колёсного альтмода, снова переходить к широкому основанию крыльев. Оптимус не смотрел на него, но тихий выдох, когда Мегатрон при завершении второго круга промассировал уходящий вниз от крыльевого блока центральный стык, подсказал, что Оптимус, вполне возможно, пригасил оптику.
— Ты можешь остаться, — сказал он, посчитав, что самое время.
Полуразвернувшись, Оптимус посмотрел на него сверху вниз, и Мегатрон почти пожалел, что вообще предложил. Пересборка брони проводилась не настолько глубоко к протоформе (тем более что хорошо знающий его Нокаут не отключил ходовую часть), вскочить на ноги, если что, Мегатрон вполне мог… Подумаешь, придётся потом ломать неправильно схватившиеся пластины и сваривать их по-новому. Но боевые протоколы продолжали твердить об опасности. Он должен был — должен! — избавиться от автоботского лидера или хотя бы отвлечь, пока тот не воспользовался подвернувшимся шансом.
— Сколько до завершения?
— Пять с половиной джооров.
— По информации в уведомлении — восемь.
— Моим корпусом занимается Нокаут. Что бы ни значилось в уведомлениях твоего любителя перестраховываться, броня моего типа закончит схватываться через пять с половиной… если хочешь, шесть джооров.
— Это мнение Нокаута?
— Это моё мнение, у Нокаута возражений не было.
— Если не было… — Оптимус серьёзно кивнул, провёл ладонью по его нагрудной броне, пододвинулся и наклонился к нему.
Потянувшись головой вперёд, Мегатрон ответил на поцелуй. Тёплая, до сих пор с привкусом свежего энергона глосса едва уловимо касалась его губ и отступала, не то опасалась коснуться острых дентапластин, не то заманивала в ответный поцелуй. Он принимал ритм игры, не собираясь требовать большего, и в то же время тщательно отслеживал фон чужого поля. Пока что оно пульсировало свободно и ровно, не скрывало теплоты: Оптимус любил его целовать, что неизменно удивляло, ведь Мегатрон уже трижды разодрал ему глоссу клыками. Однако если неспешные аккуратные поцелуи помогали Прайму охотнее переходить к интерфейсу и в целом поддерживали непубличную часть их союза, Мегатрон с привычкой смирился и даже научился находить в прикосновении губ, в мягком гудении у самого лица чужой вентиляции нечто приятное, отдалённую ассоциацию с бодрящим подключением одной системы за другой после перегрузки.
Когда скрипнула вдавившаяся в его корпус броня, Мегатрон подался вверх и упёрся в платформу ладонью, чтобы чуть сменить угол и дать сцепившимся пластинам разойтись. Но поцелуй оборвался, а на грудь надавила чужая ладонь.
— Тебе нельзя вставать.
— Я и не собирался.
— Тогда лежи, — невозмутимо улыбнулся Оптимус и нажал сильнее, укладывая его назад на платформу. От такой наглости Мегатрон едва не поперхнулся белым шумом. Мало ему Нокаута, который всё откладывал и откладывал ремонт, ссылаясь на свой до шлака заполненный график операций!..
Синяя оптика самодовольно блестела. Вот, значит, как, Прайм?
— И ты составишь мне компанию?
— Ненадолго, — кивнул Оптимус и вновь провёл ладонью по нагрудным пластинам. Слишком слабый нажим едва ощущался поверхностными датчиками, но каждое начатое не самим Мегатроном прикосновение лишний раз убеждало его, что свою битву за Прайма он ведёт правильно. И в расплав остальных автоботов!
— Как насчёт интерфейса? У меня все системы включены.
Оптимус удивлённо посмотрел на него, и Мегатрон подумал, допустимо ли будет признаться, что нейросеть его корпуса заточена под движение, что ему скучно до дезактива, что последние полджоора он, когда закончил сравнение двух касающихся айаконского путешествия Оптимуса отчётов — официальную сводку (направленную в Сенат Старскримом) и неофициальный анализ поведения (запрошенный напрямую у Шоквейва), — развлекал себя мыслью, сколько оголодавших предаконов он выпустил бы в один зал с Ультрой и Старскримом, чтобы два айаконских градостроителя пришли бы к согласию хоть в чём-нибудь.
— Мы интерфейсились только вчера.
— У тебя для меня расписание, Оптимус?
— Нет, но…
— А до того ты пробыл в Айаконе десять циклов, хотя Ультра мог вполне…
— Девять, и он не мог. Не тогда, когда дело касается экспериментов Шоквейва.
— Не начинай снова про Шоквейва, — поморщился Мегатрон и не сдержал ухмылки: — И не пытайся меня обмануть. Если ты приходишь ради чего-то важного, ты приходишь раньше, чтобы у нас хватило времени поорать друг на друга, успокоиться и сойтись на не устраивающем ни одного из нас компромиссе. Когда ты приходишь под самую перезарядку, ты приходишь не ради дел, а тоже не против немного постыковаться и перегрузить системы. От меня, мой соправитель, можешь не скрывать.
— Я пришёл проверить, как ты. И ты не прав, я пришёл так поздно, потому что только сейчас прочитал уведомление. Мы с Праулом обсудили твою информацию о том «Десептиконском подразделении правосудия», не хотелось бы привлекать Сенат, но, похоже, выбора у нас нет. Когда мы беседовали, пришло твоё… касающееся тебя сообщение от Медицинского центра. Я посчитал, что это напоминание о моём завтрашнем сканировании, два прошлых я и так пропустил.
— То есть я мог захлёбываться внутренним энергоном и сыпать искрами до дезактива… — Он сумел, обхватив рукой корпус Оптимуса, дотянуться до нижней грани дальнего крыла. — А ты бы даже не пожелал узнать об этом? Я оскорблён, Оптимус. А как же наше равноценное правление и новая эра Кибертрона?
Подчиняясь нажиму руки, Оптимус наклонился ниже.
— Ты сам знаешь, что это не так. На подобный случай у уведомления стояли бы другие метки срочности, — пробормотал Оптимус ему в губы, и Мегатрон ликующе усмехнулся. Этот раунд он выиграл.
— Так что? Если не потребуешь от меня каких-то необычных поз стыковки, я полностью активен.
— Нокаут вернётся через пять с половиной джооров?
— А ты бы хотел, чтобы он пришёл позже?
— Ты сказал, что…
— Он достаточно умён, чтобы не беспокоить меня во время подзарядки. Хотя, если я его вызову, он придёт хоть сейчас. Не смотри так. — Он поймал Оптимуса за затылок и вынудил его наклониться ближе. — Они подчиняются мне, Прайм, так было, есть и будет. Останешься?
Подкрепляя вопрос, он лизнул приоткрывшиеся губы, предлагая ещё один поцелуй. Оптимус поддался, но, стоило ослабить нажим, так же спокойно отодвинулся. Его пальцы вслепую гладили стыки брони на боку Мегатрона и невольно, подчиняясь направлению защитных скосов, сдвигались по корпусу вниз.
— И Нокаута не возмутит, если он найдёт тебя в следах свежей смазки?
— Он медик. — Мегатрон дёрнул плечом. — Чего он там не видел? Лишнее доказательство, что я настолько послушно выполнял его рекомендации, что даже не пошёл в мойку.
— Смотрю, ты можешь быть очень послушным, да, Мегатрон?
Не улови он мягкой пульсации поля, когда Оптимус обвёл пальцем просвет в броне над знаком десептиконов, поблёскивание синей оптики показалось бы почти угрожающим.
— Если мне будет это выгодно, Прайм, — хищно улыбнулся он. К лицу поднялись и погладили щёку пальцы, и он, повернувшись, успел не столько поцеловать, сколько мазнуть глоссой по ладони.
— Выгодно тебе? — И маска Оптимуса вдруг захлопнулась. От сменившегося ритма двигателей загудел воздух.
— Кому же ещё, Прайм?
Ладонь, которая гладила стыки брони над искрой, сдвинулась вниз, по гибким боковым пластинам перешла на верхнюю кромку сегментированной паховой брони и, усилив нажим, проследила от самого верхнего и острого угла до самого нижнего, притуплённого, нависающего над интерфейсной панелью.
— Открывайся, — низко сказал Оптимус.
— Вот так сразу?
— Мегатрон. — Синяя оптика недобро вспыхнула, и Мегатрон открыл интерфейсную броню целиком. Даже от такой незначительной трансформации вспыхнуло предупреждение о незаконченном процессе ремонта, Мегатрон от него отмахнулся и вывел код в игнорируемые.
— И чего же ещё пожелает…
«Мой Прайм» заглушила ладонь, которая легла ему на губы, и Мегатрон подозрительно прислушался к полю Оптимуса. Это предложение замолчать или?.. Когда три центральных пальца аккуратно надавили на губы и вынудили его приоткрыть рот, он решил, что всё-таки «или», и подчинился. Кончики пальцев дотронулись до глоссы, та скользнула между ними и смочила покрытую мелкими царапинками обшивку, сдвинулась в сторону, обхватила указательный до второго сочленения, перешла к среднему… И если Мегатрон не удержался и один раз в безобидной угрозе пальцы прикусил, то загладил вину теми же влажными касаниями глоссой. Когда ладонь Оптимуса отодвинулась от лица, а вместо мелькнувшего в оптике сомнения затеплилась нечёткая, но всё же узнаваемая благодарность, он довольно усмехнулся. Уж его боевая маска Прайма ни испугать, ни сбить с толку бы не смогла.
Облизнув губы, он слушал чужое поле. Почему Оптимус остановился и с таким пристальным вниманием рассматривает пока не активированные интерфейс-модули?
— Раздвинь ноги. Ступнями не упирайся, — жёстко сказал Прайм, подняв на него оптику, и Мегатрона пробрало жаром. Потребовалась вся его воля, чтобы отрезать энергоподачу в зону коленей и ступней, а раздвинуть ноги только за счёт тяжей тазового сегмента. — Вот так, правильно, — кивнул Оптимус, и его ладонь легла поверх холодного кольца порта.
Обводя влажными круговыми движениями, он разминал ещё нежный после вчерашнего быстрого интерфейса металл и будто не замечал, как сбивается с ритма двигатель Мегатрона. Это вчера Мегатрон был откровенно нетерпелив, а Оптимус чрезмерно обеспокоен после проверки Айакона, чтобы оба решили не увлекаться ни подготовкой, ни подключением, а просто сбросить напряжение. Сегодня же… Нет, сегодня Оптимус намеревался проводить стыковку в своём ритме, и у Мегатрона порт заранее коротило от предвкушения. Их интерфейс-оборудование подходило друг к другу практически идеально, энергоёмкости относились к одному типу, крепость брони и физическая сила тоже оставались соразмерны. Даже без всех этих договоров и совместных правлений регулярный сброс заряда с, наконец-то, равномощным партнёром был выгоден обоим.
Пальцы, в которых хватало силы, чтобы выломать пластины его брони, аккуратно нажали на внешнее кольцо порта, и он вздрогнул.
— Значит, ты считаешь, — сказал Оптимус и внимательно посмотрел на него, — что я должен был оставить Ультра Магнуса в одиночку разбираться со Старскримом и Шоквейвом, пока я помогал бы с восстановлением Нового Каона исключительно тебе?
— Почему бы и нет? Мы договариваемся, договорятся и они.
Оптимус хмыкнул и, надавив на пластичный металл, проник пальцами в порт. Оптика, сияющая над кромкой маски, не отпускала взгляда Мегатрона. И от того, как она меняла фокусировку, словно Оптимус внаглую записывал в постоянную память все выражения его лица, по энергомагистралям будто стегануло молнией. Он представил, насколько беспомощно будет потом, на записи, выглядеть со стороны, когда Оптимус подхватит его под тазовую секцию, направит его корпус под движения своего коннектора, когда начнёт стыковаться с ним, будет держать его сам, не давая Мегатрону проявить ни тени инициативы, не давая опереться ступнями, не давая даже обхватить его бока. Он представил шквал процессорных уведомлений, где медицинские протоколы станут мешаться с интерфейсными, когда вторые будут торопливо перенастраивать энергообмен под последнюю удачную конфигурацию, под вчерашнюю: с простым и понятным каонским приветствием в виде интерфейса у будто специально совершенно не занятой стены в комнатах Оптимуса.
Он представил, что Оптимус — да, именно! — дёрнет его к себе на бёдра так, что голова запрокинется, и из-за изгибов собственной брони Мегатрон не сможет толком видеть, что делает с ним Прайм, будет только чувствовать, как тот напористо проникает всё глубже, ещё раз подтверждает, что имеет право на полное подключение к Мегатрону, вплоть до передачи кода. Защитные кольца порта будут раскрываться… да, вот так… сенсоры станут подавать запросы об оборванных подключениях, но Мегатрону уже будет не до того, он будет смотреть в сияющую в полумраке оптику цвета Всеискры — так близко, почти у самого лица! — и знать, что Оптимус видит его насквозь, как не видит его никто, как Мегатрон не позволяет никому. Размеренными движениями, не давая кольцам сомкнуться, коннектор продвинется до глубинных сенсоров, и движения станут осторожнее, плавнее, но с каждым разом глубже, словно Оптимус не захочет размениваться и решит подключаться для передачи кода напрямую к основным портам. И он сумеет, по всем параметрам у него должно будет получиться, и Мегатрон не сможет этого избежать, он примет всё, чего захочет от него Прайм, каждое скольжение коннектора по будто раскалённой смазке, каждую проскальзывающую искру, когда интерфейсный протокол, против которого Мегатрон не успеет… не захочет… не осмелится возразить, начнет пробовать подключить их друг к другу.
Но Оптимус вдруг выскользнет, снова примется за… вот так, именно здесь… за внешнее и центральные кольца, будет медленно раздвигать их снова, станет делать вид, что не замечает, как жадно они пульсируют накопленным зарядом, а подключение начнёт осторожно, словно в первый раз, не замечая ни намёков, ни просьб, ни откровенных угроз.
И Мегатрон сможет лишь лежать, запрокинув голову, и ждать, когда…
А потом снова… А потом Оптимус не выдержит и, когда Мегатрон смирится с медленным ритмом, возьмёт его снова, до самых глубинных линий подключения, ударит полным зарядом, чтобы проверить, выдержит ли Мегатрон. О, он выдержит, уж это-то он точно выдержит, он швырнёт в инфообменный процесс Оптимуса равный заряд, равносильную привычку управлять чужими кодами и… И проиграет, его битва будет проиграна, когда Оптимус окажется так близко, лицом к лицу, словно это не бьются друг о друга их файрволы, словно протоколы вовсе не пытаются переписать друг друга, словно ни один из них не создаёт уязвимостей в чужой системе. Оптимус почти придавит его, и распалёнными датчиками обшивки Мегатрон будет чувствовать, как внутри чужого корпуса зарождается голос, как начинают гудеть струны вокалайзера… Оптимус будет так близко, что Мегатрон не услышит, а через вибрацию их сомкнутых бронепластин угадает, что Оптимус ему сейчас…
— Шла-а-ак, — выдохнул он, дёрнувшись всем телом, и с долей удовлетворения отметил влажный звук, с которым из него выскользнул коннектор Оптимуса. Едко пахло раскалённой смазкой.
Вентиляторы ревели, сбрасывая жар; от порта к искре полыхнула остаточная пульсирующая дрожь заряда. Нейроцепи раскидывали его по параллельным процессам, минимизируя возможный ущерб, и тут же бережливо собирали и перенаправляли в центральный энергонакопитель. Уведомления шли привычной стеной, и из них Мегатрон неохотно выцепил и подтвердил сохранение энергоблокировки ног — отменит потом. Пригасив оптику, он грелся в энергосбросовой эйфории, смутно досадуя, что из-за отчего-то неровной стимуляции окружности колец глубинные сенсоры щёлкнули вхолостую. За что он любил интерфейс с Оптимусом, так это как раз за полноценность соединения. Но если сейчас он получил… По привычке он запросил отчёт о прошедшем подключении и…
— Ты… Ты уже всё? — не сверху, а откуда-то сбоку переспросил Оптимус. Его не приглушённый маской голос звучал удивительно громко.
Мегатрон заставил себя активировать оптику и едва не рассмеялся, увидев, какого радиуса достигла радужка оптики нависшего над ним Прайма. Полуклик блаженства истаивал, и от нескрываемого, искреннего недоумения на лице напротив он вдруг… вдруг осознал… Отчёт о передаче кода оказался совершенно пуст.
Это было не совсем смущение, но, определённо, разочарование. В первую очередь тем, что так явно распалившая его картина оказалась исключительно процессорной симуляцией. А во вторую — что он… не оправдал ожиданий Прайма, пальцы которого оставались измазаны в смазке. Только пальцы той ладони, которую Мегатрон совсем недавно столь провоцирующе прикусывал.
Он опять не знал, стоит ли сказать правду, и, наверное, в поле что-то отразилось, потому что огорчение на открытом лице Оптимуса сменилось тревогой.
— Мегатрон? Всё хорошо?
— Я… — Что сказать? Что он сам такого не ожидал? Что его системы глючат от вынужденной статичности тела? Или что он, несомненно, припомнит это Нокауту, который давно запланированные процедуры не успел провести в отсутствие Оптимуса? — Я… Мне очень понравилось, Прайм.
— Но я же ничего не сделал. Почти не сделал, — сказал Оптимус, не отводя от него пронзительного взгляда.
— Нет, это… Мне очень понравилось оказаться во власти моего Прайма, — заставил себя улыбнуться Мегатрон, чтобы не выдать досаду, которая всё сильнее расцветала в процессоре по мере окончательного рассеивания статики и перехода систем на экономный послесбросовый режим. В ближайшее время накопление такого же внутреннего заряда ему точно недоступно. — Вынужден признать, что слишком понравилось.
— В самом деле?
— Более чем. Особенно когда я оказался совершенно беспомощным перед тобой, и до сих пор безоружным, и с невозможностью владеть собственным телом… Я представил, как ты бы не побоялся подключиться ко мне на основных портах, как я не смог бы… — Он заинтересованно прислушался, только сейчас заметив, что двигатель Оптимуса всё ещё гудит на повышенных оборотах.
— И чего бы ещё ты не смог?
Он оценил, как нависает над ним Оптимус, заслоняя свет, и слабая предвкушающая дрожь зародилась и растворилась где-то в глубине топливного бака. Защитные системы перегретого холостым сбросом порта не дадут ему принять чужой заряд, но если подключение будет проводить он, то блуждающие в энергомагистралях излишки энергии перейдут к Оптимусу сами собой, неизбежное выравнивание потенциалов сработает даже сильнее.
— Я не смог бы отказать тебе ни в чём. — Активировав развёртку коннектора, он надеялся, что правильно прочитал сомнение на лице Оптимуса. — Если ты всё-таки захочешь остаться. Хотя бы ненадолго.
Когда Оптимус наклонился к его лицу, Мегатрон не успел податься навстречу ожидаемому поцелую — перед ним оглушительно звонко защёлкнулась боевая маска. И если в синей оптике проскальзывал неуместно весёлый блеск, Мегатрон принципиально не захотел его замечать.
— И ради чего же мне стоит оставаться, Мегатрон? — До сих пор липкие от смазки пальцы обхватили коннектор, медленно провели от основания вверх, ненадолго остановились, когда дошли до точек подключения, и так же спокойно разжались. — Неужели ради этого?
— Я буду надеяться, что ты сочтёшь меня достойным своего внимания, Прайм.
Усмехнувшись, Оптимус поднял одну бровь и внимательно осмотрел полностью развёрнутый, жёсткий коннектор.
— И моё внимание должно удовлетвориться лишь этим? Или ты готов предложить мне что-то большее?
И если бы не ещё одно небрежное движение ладони по обшивке коннектора, Мегатрон готов был поклясться, что вопрос задан не просто так: взгляд над маской был слишком спокойным, Оптимус так смотрел на некоторых вернувшихся мехов, когда что-то настолько беспокоило его в информации из личного дела, что до принятия решения об амнистии хотел встретиться с ними лично. Как бы возбуждённо ни мерцало электромагнитное поле, вопрос почти наверняка таил в себе ловушку.
И какого ответа он хочет? Мегатрон уже дал ему окончание войны, предложил военный, а вместе с ним и общественный альянс, предоставил доступ к информационным и научным ресурсам десептиконской армии, позволил строить новую столицу вокруг Вектора Сигма в самом центре своего Каона. Но это всё не то. Слишком… серьёзно.
— Двойной очистки свеженасыщенный вкусный энергон? — Он усмехнулся и кивнул в сторону стола с уже остывшим кубом.
За маской вновь раздалось задумчивое хмыканье, и в награду ладонь снова двинулась по коннектору. В этот раз пальцы, имитируя сжатие внутренних колец, безошибочно прогладили скрытые под обшивкой линии подключения; Мегатрон поспешно оборвал протокол передачи кода — и пожалел о выборе ответа, потому что Оптимус вдруг убрал ладонь и выпрямился. А потом и вовсе встал с платформы и пошёл за кубом.
Да какого!..
Шлак, этого стоило ожидать!
У него не имелось доступа к детальным схемам нового корпуса Оптимуса, но на первый взгляд казалось, что система энергораспределения работает до крайности плохо: он постоянно был голоден. Когда Мегатрон приходил к нему и ждал, пока Оптимус закончит беседу, что-то допечатает или дочитает, рядом на консоли практически всегда стоял недопитый куб, равно как недопитый куб мог обнаружиться за стопкой датападов на столе и ещё один — вслепую задвинут в глубину приплатформенной полки или забыт у раздатчика, рядом с чистыми кубами. Это потом он заметил, что плёнка осадка на стенках кубов начинается заметно ниже трети, энергона-то было набрано всего на пару глотков, а со стороны можно было подумать, что Оптимусу не хватает нормального рациона крупноформатников и он до ухода в перезарядку успевает суммарно добрать куба три, если не четыре. Да если бы четыре! Посмотрел бы Мегатрон на того ресурсного аналитика, который поднял бы статистику с персонального раздатчика в комнатах Оптимуса и посмел бы упрекать их вернувшегося из Послеискрия Прайма за избыточность потребления.
Когда Оптимус вернулся с кубом, а не допил у стола, Мегатрон в очередной раз подтвердил энергоблокировку ног и вопросительно посмотрел на него.
— Утверждаешь, что вкусный? — сказал Оптимус, опускаясь на край платформы, поднял куб к лицу и на свет посмотрел на него. Чуть приподнявшаяся бровь выдавала его сомнение, он будто искал следы неотфильтрованных вкраплений.
— По-моему, достаточно вкусный.
— По-твоему? — хмыкнул Оптимус. — Тогда тебя не затруднит отпить первым.
Первым? Да Оптимус же сам пил из именно этого куба, причём совсем недавно.
— Ты?.. Зачем? Оптимус, ты боишься, что я тебя отравлю, что ли?
Он протянул руку, собираясь схватить куб, но Оптимус вздёрнул тот вверх, не давая дотянуться.
— Нет. Руки на платформу. Ты сможешь выполнить это указание?
Мегатрон мрачно подчинился, следя взглядом за приблизившимся к лицу кубом. Неужели Оптимуса настолько задела шутка про «мог внутренним энергоном захлёбываться», что он собирается…
— Смогу. Но это же твоё топливо, — пробурчал он. Этот куб Оптимус набирал для себя, Мегатрон не должен его выпивать, если тот всё же захочет заправиться. Даже в Ямах, на правах Чемпиона арены, он не имел привычки отбирать чужое топливо. В отличие от многих менее успешных. — Если мне будет нужно, я наберу себе сам.
Чаще всего, как сегодня, бездумно набрав себе примерно четверть куба, увлечённый делами или разговором Оптимус так и оставлял энергон выпариваться. Процессор, обманутый фактом, что топливо в наличии и не нужно заряжаться впрок, терял к нему интерес, словно считал, что энергона в кубе осталось на самом дне именно потому, что остальной объём уже ушёл в топливный бак. Впрочем, иногда Оптимус мог залпом опустошить куб, а потом набрать те же несколько глотков энергона и второй раз, и третий, хотя беседа и близко не создавала таких энергозатрат, чтобы потребовалась подпитка. Мегатрон узнавал симптомы, после шахт у него было так же, особенно после первых побед, когда он дорвался в Ямах до полноценных рационов и возможности заправляться по желанию, а не по расписанию смен.
Он не уточнял, насколько осознаёт глюк сам Оптимус, и привык кивком на раздатчик предлагать ему заправляться при каждой встрече. Со временем пройдёт. В конце концов, спрашивать Мегатрона о — согласно статистике его комнат — сверхнормативном потреблении топлива тоже никто бы в ближайшее время не осмелился.
— Твоё послушание будет вознаграждено. Пей. — Подозрительно посмотрев на зависший у лица угол куба, Мегатрон вскинул взгляд, собираясь высказать всё, что думает о внезапной паранойе, и только сейчас увидел в синей оптике нескрываемое беспокойство. О Праймас и Тринадцать переглюченных Праймов, Оптимус думает, что сброс заряда произошёл так рано из-за нехватки у Мегатрона резервов энергии. Он в самом деле такое вообразил после всего девяти циклов отсутствия? Это так Нокаут представил состояние его корпуса?! — Пей, Мегатрон.
И если он услышал непроизнесённое, но не менее оскорбительное «пожалуйста», то решил промолчать, подчинился ладони, которая обхватила его затылок, и приподнял голову. И сделал крошечный, больше показательный, чем реальный глоток.
— Как видишь, я жив, Прайм. Соблаговолишь оказать ответную любезность?
Он слизнул скатившуюся между дентапластин каплю энергона и ждал, что Оптимус допьёт залпом те глотка два-три, что ещё плескались в кубе, и перейдёт наконец к чему-нибудь приятному, но тот наклонился и, собирая ещё одну выплеснувшуюся мимо рта каплю, поцеловал его в уголок губ.
Теперь маска их не разделяла, и Мегатрон попробовал поймать его губы — Оптимус уклонился и снова поднёс куб к его рту. После ещё одного, теперь полноценного глотка Мегатрон ждал и полноценного поцелуя, но Оптимус в ответ надавил шлаковым кубом на грудь, запрещая приподниматься, и слегка коснулся его губ своими.
А потом был ещё один, явно оборванный глоток — и ещё пара быстрых прикосновений, когда чужая глосса лизнула обшивку вокруг рта, собирая ускользнувшие капли. И когда Мегатрон дёрнулся головой вверх, чтобы соединить их губы, Оптимус умело избежал этой атаки и так же быстро отодвинулся.
Он не успел возмутиться, потому что Оптимус провёл глоссой по своей нижней губе, сказал: «Действительно вкусный энергон. Не стоило сомневаться в твоей оценке», — и допил оставшиеся полглотка. Когда он наклонился над Мегатроном, вслепую поставленный на приплатформенную полку куб со скрипом сдвинул датапады, но Мегатрону было налить отработкой, пусть хоть вся стопка падает на пол. Потому что Оптимус наконец-то прекратил его дразнить.
У его губ был привкус разогретого энергона, и Мегатрон жадно собирал оставшиеся капли, торопясь получить как можно больше. Больше энергона, больше Оптимуса — пока тот снова не ускользнёт. Глосса скользила по чужой, нейтральный вкус чужого увлажнителя смешивался с горечью базового топлива и приятной маслянистостью присадок. Забыв о приказе, одной рукой он обхватил плечи Оптимуса, а второй — надавил на затылок. Под нарастание гула получивших свежее топливо двигателей он пил движения чужой глоссы и чужих губ и не мог насытиться. Вот такой энергон он любит!
Когда Оптимус что-то промычал и дёрнул головой, освобождаясь из-под ладони, он активировал оптику и поспешил опустить руки на платформу.
— Это… — Неровно выдохнув, Оптимус мазнул ладонью по его нагрудной броне, словно хотел удержать и в то же время удерживать не собирался.
— Понравилось, Прайм? — сказал Мегатрон и медленно обвёл глоссой гладкие от смешавшихся увлажнителей губы.
Он успел увидеть, как полуотвернувшийся Оптимус быстро сделал то же самое, а потом маска захлопнулась снова. Но Мегатрон знал, знал, что как раз за маской сохранится и вкус энергона, и его собственный вкус.
— Ты меня приятно удивил, — сдержанно сказал Оптимус, склонив голову набок. Если бы не то, как быстро пару раз перефокусировалась его оптика, Мегатрон бы даже в эту чопорную надменность поверил. — И в то же время разочаровал. Я ожидал, что ты способен исполнить настолько простую просьбу, — он указал взглядом на руки Мегатрона. — Должен ли я предоставить тебе ещё один шанс? Достоин ли ты его, Мегатрон?
— Хотелось бы надеяться, милостивый Прайм. Я смею лишь просить, что ты соизволишь довести начатое до конца,— он не удержался и тоже указал взглядом: на требовательно ждущий прикосновений коннектор, биосветовые точки на котором от недавней заправки засияли ещё ярче.
Он нетерпеливо смотрел, как задумчивость в оптике Оптимуса сменилась сомнением, а потом решимостью, за которой снова замерцало сомнение.
— Нежели Прайм настолько не верит в принцип прощения? — поторопил Мегатрон, когда хмурый взгляд скользнул в сторону его ног, будто Оптимус проверял, что те оставались неподвижными. Конечно, оставались! Мегатрон не для того жил с сознательно взломанной прошивкой, чтобы не уметь самостоятельно, без медиков, блокировать внутренние процессы.
Ему хотелось действия. Он четыре джоора пролежал без движения, и типовые аналитические сводки на следующую декаду больше обычного раздражали то излишней осторожностью, то, напротив, абсурдной смелостью прогнозов. Он бы лично навестил Спидглайда и, нависнув над мелкоформатником, поинтересовался, что за скраплет прогрыз ему процессор и откуда опять такие нормы добычи руд, — чем совсем по-оптимусовски методично выделял все сомнительные цифры и отмечал, что те требуют подтверждения от главы добывающей отрасли… кого там поставил Прайм?.. Лонграймера?
Так или иначе, обмен бесконечными сообщениями злил сильнее обычного, когда заняться чем-то другим он не мог.
И теперь ещё и Прайм…
Он выдохнул, сдерживая порыв не ждать Оптимуса, а обхватить коннектор собственной рукой. От избыточной, бурлящей в магистралях энергии казалось, что исследующий его корпус взгляд Оптимуса стал плазменно-огненным. Чего он ждал? Что хотел увидеть?
— Прайм? — попросил он и снова кивнул на коннектор. Вздох Оптимуса, когда он поднимался с платформы, не сулил Мегатрону ничего хорошего. Передумал. Сразу же сказал, что ненадолго. Видимо, всё же придётся…
— Можешь сдвинуться на середину? — сказал вдруг Оптимус и опёрся правым коленом о платформу. Интонация была совсем мимо роли, и Мегатрон подумал, что ослышался.
— Зачем это?
— Догадайся.
Он, конечно, аккуратно сдвинулся и вернулся к положению, в котором лежал в начале их встречи; не стал переспрашивать, чтобы не спугнуть Оптимуса, который неясно хмыкнул, перекинул через него левую ногу и сел на поясную зону корпуса. Мегатрон позволил себе ровно одну вольность: положил ладони на спину Прайма, потянулся к крыльевому блоку, — но тут же под строгим взглядом вернул их обратно на платформу.
— И что скажешь теперь? Устраивает тебя такое, Мегатрон? — сказал Оптимус и вскинул бровь, возвращаясь к совершенно невыносимой, завораживающей властности.
Четверть клика Мегатрон старательно обдумывал свой ответ, пока Оптимус лениво обводил ладонью изгибы наплечной брони.
— Не совсем, мой Прайм, — со вздохом признал он. — Ты напоил меня энергоном, а сейчас расположился прямо над топливным баком.
— Неужели твои топливопроводы настолько чувствительны? Тогда, полагаю, мне лучше встать и не мешать тебе перерабатывать твоё прекрасное топливо двойной фильтрации.
— Ты можешь сдвинуться чуть ниже. Тебе и самому будет там намного удобнее.
Он бы многое отдал за возможность согнуть колени, обеими ладонями приподнять Оптимуса под тазовую секцию — и наконец их состыковать. Только всё равно не получится, пока…
Будто в ответ на его мысли Оптимус открыл нижние сегменты интерфейсной брони и сдвинулся по его корпусу ниже. Линию датчиков на верхней стороне коннектора согрело теплом чужого корпуса.
— Прайм? — пробормотал он, когда Оптимус почти лёг на него, наклонился настолько близко, что Мегатрон услышал, как спешит сбросить перегрев его вентиляция. Или не столько услышал, сколько почувствовал обшивкой. Или даже догадался, потому что по длине коннектора прижалось что-то пластичное, гладко-влажное и, однозначно, разгорячённое.
— Да, Мегатрон? Думаешь, мне стоит рассмотреть ещё какое-то твоё предложение?
Когда Оптимус переступил коленями и с безошибочно читающимся во взгляде вызовом прошёлся закрытым портом по длине коннектора, Мегатрон поспешил сдвинуть руки дальше в стороны и дать больше места, — хотя больше всего хотел провести ладонями по идеально гладким серебристым ногам.
— Всё в твоей власти, — выдохнул он и лизнул центральный шов на маске Прайма.
Отстранившись и издевательски задев коннектор снова, Оптимус посмотрел ему в оптику.
— Ты не будешь двигаться, пока я не скажу. Ногами не упираешься, руки держишь при себе. Заряд до последнего не накапливаешь.
— Звучит так, — оскалился он, — будто ты меня поймал в середине полной процессорной перезарядки и готовишься сбеж… уйти, если я проявлю хоть какую-то осознанную активность.
— В середине перезарядки? Полагаю, мне стоит запомнить.
Это…
Оптимус это серьёзно? По выражению оптики он не понял. От одной мысли по линиям пробежала слабая вспышка начавшего накапливаться заряда, и, как бы ни хотелось начать уже подключение, он решил с расчётом на будущее поддержать игру до конца. Для Оптимуса на Кибертроне в принципе не существовало закрытых дверей, у него есть и разрешение приходить в комнаты Мегатрона без всех этих вежливых запросов, к тому же Мегатрон сам добавил ряд касающихся его исключений в базовые боевые протоколы, так что если Оптимус действительно захочет застигнуть его в середине глубокой перезарядки, то сможет… Стоп. Еще один холостой сброс он своему корпусу не простит.
Как ни странно, его мучительное молчание удовлетворило Оптимуса, и он, наконец, приподнялся и сдвинулся по его корпусу ещё ниже, в этот раз позволив навершию коннектора подать на внешнее кольцо первую искру заряда. Пластичный металл с готовностью раздвигался, и контраст между будто вплавляющейся в чужой корпус вершиной и относительно холодной центральной частью подогрел энергон в магистралях. Топливное давление усилилось, и он поспешил добавить к протоколу энергоизолированности ног необходимость введения кода для разблокировки.
С весом Оптимуса на себе, без возможности согнуть ноги в коленях и упереться ступнями, он был сильно ограничен в действиях. Мог только слушать, как скрипят по платформе колени Оптимуса, как отрывисто идут выдохи его вентиляции; мог только жадно смотреть, как потускнела оптика, как Оптимус отвёл голову вбок — и на жёстком мысе маски заблестел влажный след… Мегатрон не имел права ни на что, кроме как слышать, видеть и чувствовать.
— Я и не мечтал, — наполовину пригасил он оптику, наслаждаясь короткой ответной пульсацией от первого внутреннего кольца, — что моё предложение будет в настолько полной мере принято.
— Помолчи уж. — Оптимус на миг сфокусировал взгляд на нём, но по тому, как охотно раздвигались кольца порта, как скользил коннектор по более чем обильной смазке, Мегатрон догадывался о мысленной битве, в которой победило не сочувствие к нему, а банальное и эгоистичное желание интерфейса.
Подключение шло медленно, будто в первый раз, когда ни один из них не знал, как среагируют защитные подсистемы. Помимо расчётливого взаимного любопытства у них тогда была только информация об одинаковом поколении прошивок и примерно равной комплексной энергомощности. Медицинскую проверку совместимости отмели сразу и без обсуждений, уже за одно это Мегатрон готов был возблагодарить Прайма: в случае полного провала эксперимент по личностному укреплению союза останется за дверями их отсеков.
— Праймас… — пробормотал вдруг Оптимус. — Ты никаких модификаций не проводил?
— Нет, зачем мне?
— Не знаю. Я…
Что «он», осталось неозвученным, потому что Оптимус закончил, наконец, подключение, качнул бёдрами вниз более резко, чем открывался до того, и процессор Мегатрона застлала пелена приятных уведомлений. Оптимус двигался размеренно, наращивал заряд, в проскальзывающие моменты соприкосновений инфосенсоры успевали подать запрос на передачу — и соединение разрывалось, оставляя обрывки кодов накапливаться в процессоре. Длинные, гарантирующие стабильное подключение линии находились в самой глубине порта, но Оптимус не торопился давать ему доступ, и Мегатрону оставалось стискивать клыки и перебирать пакеты данных, которые — он не будет сдерживаться, нет уж, Прайм — пустит первой очередью.
Оскалившись, он посмотрел в оптику склонившегося Оптимуса и вдруг почувствовал, с какой силой на грудную броню давит чужая ладонь.
— Лежи, — жёстко сказал Прайм и сдвинулся вверх так, что инфолинии коннектора прошли по обводам двум центральных и внешнего колец. Три мучительно коротких подключения снова закончились ничем. — Сколько у тебя?
Мегатрон выдохнул сквозь дентапластины и запросил счётчик подготовленных к передаче массивов.
— Пятнадцать.
— А на самом деле?
— Двадцать восемь.
— Это мне нравится больше, — царственно кивнул Оптимус.
Если раньше Мегатрон считал ритм издевательски затянутым, то теперь Оптимус решил от издевательств перейти к пытке. Он подготавливал подключение медленно, дал время на несколько полных запросов уже на внешнем кольце. Обманчиво гладкий металл ног вибрировал от напряжения, но Оптимусу хватало выдержки не ускоряться и не углублять стыковку. А если даже он до скрипа вцепился пальцами в шипы плечевой брони Мегатрона, то лишь для того, чтобы окончательно пригвоздить его к платформе.
В любимом ритме Оптимуса, чтобы оба они начали пьянеть от белого шума как от сверхзаряженного, он подтвердил только каждый третий из первых семнадцати запросов, не давая интерфейсу проходить идеально скучно. В оперативной памяти запустились получившие подтверждение передачи его инфопакетов, гудели отложенные, нетерпеливо мерцали и требовали ответа параллельные запросы Оптимуса; центральная эволюционная подсистема без промедления забрала себе десятую часть процессорных мощностей, торопясь расчленить, изучить, поглотить чужой код, встроить полезные модули, временно изолировать для дальнейшего изучения потенциально полезные, быстрее выжечь признанные опасными.
А потом нижняя граница инфолиний его коннектора прошла за внешнее кольцо и произошёл первый обрыв данных.
Невыносимо долгий обрыв закончился, когда подключение пошло по первой внутренней обводке. Все зависшие передачи, которые успели засыпать его уведомлениями и требованиями восстановить подключение, сменили цвет на зелёный и после короткой проверки вцепились в чужой процессор снова: вбуриваясь своими кодами и жадно закачивая чужие.
Он не знал, куда деть ладони, и вцепился одной в край платформы, а вторую — прижал к стене, чтобы хотя бы так удержаться и не уйти в перегрузку. Он помнил указание Оптимуса не сдерживаться, и желание подчиниться и сбросить заряд прямо сейчас боролось в нём с желанием дотерпеть до полной стыковки, когда каждый из них поплатится… так приятно поплатится… за все проигнорированные подключения, все, что висят сейчас фоном и копятся, копятся с каждым повторным обращением о допуске.
Снова обрыв связи. Он не сдержался и, запрокинув голову, зарычал сквозь дентапластины. Сверху раздался смешок, а по щеке погладили сухие, но до сих пор пахнущие его смазкой пальцы.
— Я думал нагрянуть с внезапной инспекцией в айаконский узел связи. Ну и завернуть к тебе, — пробормотал он и сквозь мерцание статики посмотрел на Прайма. Тот замер, и во время возникшей остановки первые пять передач всё же завершились.
Оптимус не ответил — хотя какого ответа он ждал? разве что вопроса «Зачем?» — и очередной обрыв подключения прошёл удивительно быстро, словно Оптимусу тоже не терпелось или же без помощи со стороны его уже не держали ноги.
Когда началось продвижение через первое из глубинных колец, Мегатрон уже не ждал ответа. Теперь разъединения не будет, теперь он может не бояться, что устроит вместо перегрузки сбой процессора, если запустит слишком много одновременных обращений, и он собирался этим воспользоваться. Даже если видел по склонившемуся вперёд шлему Оптимуса, что тот тоже погружён в пересортировку инфопакетов, — а значит, ответный удар ждёт не меньшей силы.
— Там невкусное топливо, — негромко сказал Оптимус, возвращая яркость оптике, и самодовольная, совершенно беспричинная ухмылка расползлась на губах Мегатрона. Он смотрел в мерцающую от скачков энергии синюю оптику и хотел продлить этот клик неподключения, когда без передачи кодов он через взгляд впитывал что-то особое, что-то глубинное, что-то глубже базовой прошивки, что делало Оптимуса Оптимусом. Принимал, ещё не зная, вирус это или просто незнакомый код высшего поколения, и всё равно встраивал в себя.
Ласкать Оптимуса он мог только взглядом, любовался крепким корпусом, идеально подогнанными пластинами брони, видел собственное нечёткое отражение в обманчиво тонких стальпластовых стёклах, выхватывал взглядом почти целиком укрытые за широкими плечами крылья, швы на гранях которых он мечтал обвести глоссой и, возможно, осторожно прикусить клыками, проверить, сможет ли вызвать сенсорную поверхностную перегрузку, как это, говорят, бывает у искателей. Сбалансированная броня рук, титановые алые пластины, под надёжной защитой которых скрывались мощнейшие энергонакопители для бластеров… Крепкие, хваткие пальцы, которые безошибочно сдерживали свою силу и с лёгкостью оперировали данными, когда Оптимус через чужое плечо поправлял что-то на не рассчитанной под его ладонь консоли…
Он едва успел перескочить взглядом на лицо Оптимуса, когда тот кивнул и с прерывистым выдохом опустился до конца. Обхватывающие бока Мегатрона ноги гудели, вибрация шла по корпусу, и под лавиной кипящих в процессоре данных он не мог понять, это ответный сброс напряжения от перегруженных коленных суставов или это его собственный двигатель торопится подготовить энергию для процессора, который уже мелко глючил от множественных ошибок интерфейс-протокола.
Он действительно подумывал найти повод, пусть и пришлось бы потратить полцикла на дорогу к Айакону. А дальше? А дальше он бы, естественно, вселил себя на временное проживание в отсек Оптимуса. Десяток циклов они бы как-нибудь справились. Или не к нему, но в ближайший свободный; пока что кибертронцев вернулось не так много, чтобы три наполовину возрождённых города не вместили всех желающих.
А потом…
А потом, наконец, подключение дошло до базовых, самых незащищённых сенсоров, и все мысли об Айаконе вылетели из головы. И в этот раз он сдержался только на четверть клика, чтобы при первых аккуратных запросах от Оптимуса выполнить его указание и вбросить ему на обработку всё, что скопилось, все оставшиеся полтора десятка массивов вдобавок к семи ещё не законченным подключениям, — в ответ на него рухнул не меньший поток данных от Оптимуса. Битва началась, и Мегатрон зарычал, принимая вызов.
Корпус едва слушался, ошеломлённый процессор не мог расставить маркеры приоритетов; ревел двигатель: до последней капли перерабатывал оставшийся в топливном баке энергон, судорожно направлял больше, больше энергии на обработку данных. Взвыли вентиляторы, сбрасывая избыточное тепло — и сразу же, подчиняясь сигналу от боевого процессора о незащищённом подключении, спешили сбавить обороты, сомкнуть воздухозаборные отверстия, оставить на его корпусе меньше уязвимостей. Следом затревожились трансформационные узлы, тело не знало, стоит ли оборвать подключение механически, и требовало подтверждения у процессора. А основной аналитический процессор плавился под потоком данных, собирал пакеты нового кода и направлял потоки запросов системам движения, системам стабилизации, топливообработки, архивирования, прицеливания и десяткам других, чтобы сверить состояние собственной прошивки, чтобы оценить, нет ли погрешностей, нет ли систематических сбоев, куда как раз подойдёт заплатка новоизученного модуля.
Он чувствовал себя живым, до последнего блока собой, чувствовал, что в его власти давать или отменять команды своему корпусу, всем своим системам. Искра пульсировала, гудящее вокруг неё напряжение казалось незнакомым — и оставалось своим. Его оглушило ощущением, что на пике напряжения центр его искры поднялся выше груди, завис где-то в воздухе. Только так он успел воспринять статический всплеск, когда Оптимус почти упал на него и, поглощённый собственной инфопереработкой, вслепую ударился о его лицо поцелуем. Прижатая его телом «невидимая искра» вернулась в корпус Мегатрона, и от груди по всем пластинам, до последнего сервопривода растеклась и наполнила его энергией волна чужого заряда.
Оптимус не целовал его, а дышал в рот, будто уже забыл, чего требовал. И в ответ хотелось что-то сказать или нарушить приказ и обхватить ладонями спину, провести когтями по кромкам крыльев, но… Он не успел решить, потому что так же резко, как Оптимус рухнул на него, он поднялся и вновь всем весом опустился на бёдра, закрепляя подключение. Мегатрон смотрел и не мог насмотреться, как мерцает синяя оптика, как она гаснет, как вздёрнутая вверх голова безвольно клонится вперёд. И если потом ударившая в него лавина пакетов данных, которые Оптимус явно приберёг под конец, сбросила его в перегрузку, он успел увидеть еле заметное синее сияние и последней мыслью отметил свою победу.
Если он добивал Оптимуса до полной перегрузки, у него всегда приоткрывались створки нагрудной брони, из-за которых пробивалась тонкая полоска синего света. Проявлялось так перераспределение нагрузок во время энергетического сброса или одно из неведомых свойств Матрицы, он не спрашивал. Не похоже, что Оптимус знал об этой особенности своего корпуса, и, по привычке, наверное, Мегатрон придерживал информацию.
Или, может, он просто в такие моменты не мог думать ни о чём важном, не пытался даже взять под контроль перегруженную систему охлаждения. От парного гула вентиляторов, казалось, вибрировали стены. Мегатрон упивался идущими по телу волнами избыточного заряда и лениво проглядывал сводку итогов интерфейса, хотя знал, что сейчас не сможет воспринять ни грана информации из самообучающегося столкновения двух прошивок.
Оптимус пошевелился, обвёл мерцающим взглядом Мегатрона и платформу, выдохнул струю пара и невозмутимо улёгся ему на грудь. Желая устроиться удобнее, он шире развёл колени, но задел стену и невнятно выругался. На свинцовой плите осталась синяя полоса, и Мегатрон едва сдержался от напоминания, что винить в неудобстве Оптимус может только себя.
Мегатрон предлагал ему вполне просторный отсек на жилом, если для Оптимуса это так важно, уровне. Считалось, что тот средних размеров зал к личным отсекам не относится, но разве проблема это поправить? Им бы хватило оборудовать там совместную перезарядочную, с нормальной жилой зоной, куда — ради чего это всё — войдёт нормального размера и не зажатая куда-нибудь в угол платформа. Преградой оказалось твёрдое убеждение одного автобота, что у каждого из них уже есть и место проживания, и полностью оснащённое рабочее пространство, а перевод любого потенциально полезного общественного помещения под личные нужды будет восприниматься излишеством и злоупотреблением властью. И если сам Оптимус готов был для уравновешивания такого запроса отказаться от нынешних комнат, Мегатрона раздражало, что от него ждут того же. Он не строил иллюзий, что будет биться до последнего за сохранение своего и только своего пространства (пусть Оптимус и мог приходить к нему хоть в середине, м-м-м, перезарядки). И если его устроила бы перестройка собственной платформы, Оптимус посчитал подобное полумерой, которая… как он сказал?.. «лишь замедлит нормализацию нынешнего положения вещей».
Иногда он совершенно не понимал Прайма.
С другой стороны… С другой стороны, ему нравилось, что Оптимусу пришлось сейчас оставаться сверху: когда Мегатрон лежал на спине, второму крупноформатному корпусу на одиночной платформе лечь рядом было негде. Мегатрону нравилось ощущать, что его коннектор до сих пор погружён в порт, гибкие кольца которого всё ещё пульсировали, словно ждали новой передачи данных. Нравилась осторожно нависающая над ним и всё же ощутимая тяжесть другого корпуса на собственном, нравилось проводить когтями по чужой спине, дразнить грани расслабившихся и разошедшихся в пазах пластин. Нравилось, как крепко прижимались к бёдрам ступни Оптимуса, как порывы чужой вентиляционной системы сбрасывали жар ему на броню. Ему нравилось почувствовать щекой беззвучный вздох, когда он поддел когтём пластину крыльевого блока, почувствовать, как лениво скользнули по обшивке влажные от недавнего поцелуя губы.
— Зря я согласился, — невнятно раздалось у самого лица Мегатрона. — Нокаут мне искру вырвет.
— Нокаут? Тебе? — Думать не хотелось. Нисколько. Ни по единому поводу. Но Оптимус ждал ответа. — Он трус, Оптимус, трус достаточно умный, чтобы не лезть в ситуацию, где есть риск получить не просто пару царапин на обшивке, а ввергнуть себя в долгосрочную немилость. Он подаст полноценный медицинский рапорт, который, как я полагаю, не пройдёт мимо внимания Рэтчета.
Когда Оптимус опёрся ладонью о его грудь и выпрямился, чтобы с высоты своего осуждения смерить Мегатрона взглядом, его тазовая секция качнулась, породив слабую дрожь в до сих пор соединённых системах. Почти ушедшие в пассивный проверочный режим интерфейс-протоколы охотно отчитались о ещё не исчерпанных запасах энергии. Подхватив ритм пульсации и не дав ей затихнуть, Мегатрон двинул бёдрами навстречу, передавая импульс по стенкам порта, который неуверенно отозвался сжатием глубинных колец.
— Но я клянусь, — продолжил Мегатрон и провёл ладонями по обхватывающим его корпус ногам Оптимуса, — что, если понадобится, я встану на защиту своего Прайма и честно и открыто расскажу, как самоотверженно ты не давал мне нарушить медицинское предписание, вплоть до того, что — я вынужден буду признать твою победу — удерживал меня весом своего корпуса все эти необходимые для окончательного формирования брони долгие восемь джооров.
От коленей Оптимуса его ладони поднялись к бёдрам, к этим подвижным и притягательно гладким сочленениям, обвели их и скользнули на тазовую секцию, направляя корпус Оптимуса навстречу ещё одному движению. Он почти не удивился, когда сначала одна рука была перехвачена и прижата к платформе выше головы, а потом и вторая. Плечевые суставы и линии стыка брони загудели, перестраиваясь под непривычное положение, он ударился о стену локтём, но, когда Оптимус изменил точку упора в коленях, сдвинулся корпусом и позволил коннектору частично выскользнуть из порта, чтобы тут же точно скользнуть назад, Мегатрон забыл о неудобстве. Синяя оптика на миг погасла и засияла вновь, а не уступающие ему в силе ладони обхватили оба запястья прочнее стазисных наручников.
— Всё же восемь?
— Можно и девять. Для надёжности. — И, когда он ответил ухмылкой на строгий взгляд Оптимуса, ему было нисколько не совестно.
Автор: /Melissa/
Бета: Levian
Размер: миди, 8248 слов
Пейринг/Персонажи: Оптимус Прайм/Мегатрон
Вселенная: TFP
Категория: слэш
Жанр: romance, PWP
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: Мир вращается всё быстрее, и обитатели возрождённого Кибертрона понемногу привыкают к диархическому правлению Оптимуса Прайма и Мегатрона, как вынуждены привыкать и они сами. И намного, намного более глубокого взаимопонимания соправители достигают, когда никто их не видит.
Примечание: пост-канонная AU, сиквел к фику «Зеркало»
читать дальше
Он не знал, что привело к нему Оптимуса под конец светового полуцикла, но привык не спрашивать. Если Оптимус чего-то в отношении Мегатрона хотел, все разрешения ему уже были даны — не в этом ли заключался их личный договор?
— Располагайся. — Он указал датападом в сторону стола с придвинутыми к нему стульями. — Я не ждал тебя сегодня.
— Я решил, что тебе может быть скучно, — с оттенком вопроса отозвался Оптимус, разворачивая ближайший стул к платформе, на которой лежал Мегатрон.
— Ультра не даст заскучать. И я просил: если он направляет свои предложения по Айакону лично тебе, не перебрасывай их мне.
— Перестройка судебной системы входит и в твои сферы деятельности. Я не хочу создавать прецедентов. Ультра Магнус со временем привыкнет.
— «Прецедентов»? Я начинаю задумываться, не пересылать ли мне свои ответы Ультре тоже через тебя. Чтобы ты не остался в неведении, например, каким образом планируется ограничить твою власть Прайма.
Под его взглядом Оптимус встал и направился к раздатчику; как обычно, жестом спросив разрешения, набрал в куб энергона едва ли на несколько глотков. Потом вернулся к стулу, подтянул тот ближе к платформе и сел, явно не собираясь отвечать на подначку. Датапад, с которым он пришёл, остался на полке с кубами у раздатчика.
— Хочу извиниться, что четыре цикла назад переслал то сообщение тебе, — нахмурившись, сказал Оптимус. — Я был занят в лабораториях и не прочитал его, посчитал, что твой взгляд станет нелишним. Согласно теме, Ультра Магнус должен был подытожить вариант поправок к Положению об амнистии, которые мы с ним как раз в тот цикл обсудили.
— О, представить не можешь, как меня впечатлила столь неожиданно обозначенная в последнем примечании и не менее от того лестная оценка Ультрой моих манипуляторских способностей. Не поздновато ли применять Положение ко мне? К слову, в ответ я как раз предложил ему точнее обозначать суть вопросов в теме повторного сообщения, чтобы оно всё же дошло до адресата, а не было вновь направлено для ознакомления мне.
— Да, Ультра Магнус посчитал нужным передать мне твой ответ, в общих чертах. В случившемся только моя вина. Ты не должен был этого увидеть.
— Отчего же? У него безукоризненная логика. Несколько осторожничает с формулировками, но такой точный анализ ситуации приятно читать. Если бы Шоквейв посчитал необходимым потратить один процент процессорной мощности на осознание сути поэзии, гармоничная структура сообщений Ультры вошла бы в его личный платиновый фонд.
— Ты злишься.
— Твои автоботы продолжают лезть, куда не следует.
Когда Оптимус неосознанно расправил плечи, Мегатрон поморщился и взмахнул рукой. Повторять этот спор в очередной раз смысла не было. Временами упрямый и сдержанный до невыносимости, Оптимус неизменно уважительно относился к свободе мнения своих автоботов, особенно той горстки, что участвовала в Земной кампании. Пока их назойливость не мешала его личным встречам с Оптимусом, Мегатрон терпел, но броню на правой руке буквально жгло — очень не хватало плазменной пушки.
Стоило бы смягчить последнюю реплику, как-нибудь прервать повисшее молчание, но Оптимус его опередил и с тем же решительным видом почти потребовал:
— Я получил уведомление, что по медицинским причинам ты временно недоступен.
— Иногда я жалею, Оптимус, — оскалился Мегатрон, отложил датапад на полку и с удовольствием потянулся на платформе, — что наша с тобой война закончилась, ты убедил меня совместно строить гражданское общество и я больше не могу просто по своему желанию вырвать одному болтливому медику глоссу.
— В уведомлении не содержалось причины. — Оптимус не оценил мрачной шутки и после паузы продолжил: — Что-то серьёзное?
— Во время полётов меня заваливает вперёд. Калибрую пару трансформационных последовательностей.
— Двенадцать джооров на калибровку последовательностей?
— Перераспределяю вес брони на ногах. Начали с нижних сегментов, и только.
— Это больше похоже на правду, — кивнул Оптимус. — Нокаут ни при чём, уведомление шло от Медицинского центра. Нововведение Рэтчета: всё, что касается меня и тебя, автоматически маркируется как «Важное».
— Праймас, твои автоботы и их протоколы!.. Всем одиннадцати сенаторам о моём — несомненно подозрительном — отсутствии на целую треть цикла тоже сообщили?
— Нет, — улыбнулся Оптимус и добавил: — Только Бамблби, как председателю. И мне.
— Автоботы, — проворчал Мегатрон и поморщился: настолько… недостойно прозвучало. — Полагаю, как только смогу встать на ноги, побеседую с нашим Главным медиком. Не хотелось бы вызвать общественные волнения, когда мне понадобится выделить полджоора на прочистку сливного клапана. Да ещё тратить зря твоё время.
— А если бы мне этого хотелось?
— Чего, Прайм? Видеть, как из-за пустяковой процедуры я вынужден…
— Волноваться за тебя. — Тот едва уловимо улыбнулся. — Просто за тебя, не за Кибертрон.
Мегатрон не нашёлся, что ответить. Как циклов сорок назад он злился, что, желая быстрее заключить мир, не настоял на детальном прописывании условий управления возрождённым Кибертроном, так до сих пор не мог определить, до какого предела расширяется это их «равнозначное партнёрство» в видении Оптимуса.
Он посмотрел в спокойную синюю оптику, цепко изучил выражение не скрытого боевой маской лица — ни следа насмешки. С чего бы Оптимусу за него волноваться? Их столкновений на поле боя было более чем достаточно, чтобы узнать пределы прочности друг друга. Мегатрон не собирался становиться очередной проблемой в бесконечном списке дел Прайма.
— Пей уже свой энергон, — пробормотал он.
Приём, пожалуй, не из самых честных. Он давно заметил за Оптимусом одну привычку, которая проявлялась настолько незаметно, что Мегатрон осознал закономерность лишь на шестую или седьмую их встречу, — и знанием о которой напрямую воспользовался. Потому что Оптимус вспомнил о наполненном кубе и послушно отвлёкся, сделав глоток.
Он всё ждал, что после второго глотка Оптимус вернётся к беседе, но тот молчал и, опустив взгляд, смотрел на энергон, будто через радужные разводы с ним разговаривал сам Праймас. Мегатрон поморщился и заставил себя выкинуть из мыслей раздражение на автоботов, неизбежное из-за ремонта ограничение в передвижениях, Нокаута и поступивший из Айакона отчёт Шоквейва.
— Оптимус? — окликнул он. — Так и будешь там сидеть?
Подняв на него взгляд, тот чуть склонил голову набок.
— Мне лучше уйти?
— Можешь сесть сюда. — Он кивнул на край платформы возле своего бока и сдвинулся к стене, освобождая больше места. Вот и все доступные ему сейчас перемещения. Шлакова Юникронова броня! Возрождение самим Праймасом оказалось выгоднее, чем возрождение Юникроном: Мегатрону, чтобы вернуться к привычной модификации корпуса, ещё предстояла отладка целой череды подсистем, а Оптимус мог хоть сейчас вступить в полноценный бой.
— Тебе будет неудобно, — сказал Оптимус, но уже встал. Он оставил недопитый куб на столе и, присев на край платформы, глянул на ноги Мегатрона. — Скажешь, если…
— Мне просто нельзя вставать, пока новые пластины не схватятся.
— Как скажешь, — кивнул Оптимус и, усаживаясь поудобнее, опёрся о его бок спиной. Мощный, получивший порцию свежего топлива двигатель загудел громче, мягко соприкоснулись поля; Мегатрон потянулся рукой к чужой спине и провёл подогнутыми когтями по хребтовой оси.
Лёжа, он не доставал даже до основания шлема Оптимуса, но ему вполне хватало дотянуться до крыльев. Ради лётной альтформы он ещё в начале войны прошёл полную перестройку корпуса и сейчас мог оценить качество работы автоботского медика, который отлично модернизировал добавленные Молотом Солус крылья: теперь они не казались чем-то чуждым, приваренным к спине, а превратились в естественную часть нового корпуса Прайма. Пара трансформаций — и они разворачивались, и только тогда становилось ясно, что силы реликвии Праймов хватило лишь на очень древний вариант полёта, без видоизменения корпуса, а только на встроенных турбинах, едва ли не первый, с которого началось покорение кибертронцами воздушной стихии; инсектиконы и прочие звероформеры не считались.
Он несильно надавил на узел в центре спины, где сходились крылья. Крепкий модуль, практически монолитный, а не подвижное, быстро реагирующее на изменение условий сочленение, как у искателей. Крылья транспортника.
— Не больно?
— Нет, — после заминки сказал Оптимус, и спина расслабилась, пластины немного разошлись, а проглядывающие в открытых узлах тяжи сбросили напряжение. Крылья шевельнулись и на считанные градусы изменили угол. Похоже, наибольшая степень свободы для такого плотно собранного блока.
Мегатрон прогладил стыки, дразнящими безопасными росчерками прошёлся когтями по панелям крыльев, уходящих под спинную броню, провёл тыльной стороной ладони по пластинам вниз, чтобы, закончив круг и с лёгкой досадой обогнув элементы Земного колёсного альтмода, снова переходить к широкому основанию крыльев. Оптимус не смотрел на него, но тихий выдох, когда Мегатрон при завершении второго круга промассировал уходящий вниз от крыльевого блока центральный стык, подсказал, что Оптимус, вполне возможно, пригасил оптику.
— Ты можешь остаться, — сказал он, посчитав, что самое время.
Полуразвернувшись, Оптимус посмотрел на него сверху вниз, и Мегатрон почти пожалел, что вообще предложил. Пересборка брони проводилась не настолько глубоко к протоформе (тем более что хорошо знающий его Нокаут не отключил ходовую часть), вскочить на ноги, если что, Мегатрон вполне мог… Подумаешь, придётся потом ломать неправильно схватившиеся пластины и сваривать их по-новому. Но боевые протоколы продолжали твердить об опасности. Он должен был — должен! — избавиться от автоботского лидера или хотя бы отвлечь, пока тот не воспользовался подвернувшимся шансом.
— Сколько до завершения?
— Пять с половиной джооров.
— По информации в уведомлении — восемь.
— Моим корпусом занимается Нокаут. Что бы ни значилось в уведомлениях твоего любителя перестраховываться, броня моего типа закончит схватываться через пять с половиной… если хочешь, шесть джооров.
— Это мнение Нокаута?
— Это моё мнение, у Нокаута возражений не было.
— Если не было… — Оптимус серьёзно кивнул, провёл ладонью по его нагрудной броне, пододвинулся и наклонился к нему.
Потянувшись головой вперёд, Мегатрон ответил на поцелуй. Тёплая, до сих пор с привкусом свежего энергона глосса едва уловимо касалась его губ и отступала, не то опасалась коснуться острых дентапластин, не то заманивала в ответный поцелуй. Он принимал ритм игры, не собираясь требовать большего, и в то же время тщательно отслеживал фон чужого поля. Пока что оно пульсировало свободно и ровно, не скрывало теплоты: Оптимус любил его целовать, что неизменно удивляло, ведь Мегатрон уже трижды разодрал ему глоссу клыками. Однако если неспешные аккуратные поцелуи помогали Прайму охотнее переходить к интерфейсу и в целом поддерживали непубличную часть их союза, Мегатрон с привычкой смирился и даже научился находить в прикосновении губ, в мягком гудении у самого лица чужой вентиляции нечто приятное, отдалённую ассоциацию с бодрящим подключением одной системы за другой после перегрузки.
Когда скрипнула вдавившаяся в его корпус броня, Мегатрон подался вверх и упёрся в платформу ладонью, чтобы чуть сменить угол и дать сцепившимся пластинам разойтись. Но поцелуй оборвался, а на грудь надавила чужая ладонь.
— Тебе нельзя вставать.
— Я и не собирался.
— Тогда лежи, — невозмутимо улыбнулся Оптимус и нажал сильнее, укладывая его назад на платформу. От такой наглости Мегатрон едва не поперхнулся белым шумом. Мало ему Нокаута, который всё откладывал и откладывал ремонт, ссылаясь на свой до шлака заполненный график операций!..
Синяя оптика самодовольно блестела. Вот, значит, как, Прайм?
— И ты составишь мне компанию?
— Ненадолго, — кивнул Оптимус и вновь провёл ладонью по нагрудным пластинам. Слишком слабый нажим едва ощущался поверхностными датчиками, но каждое начатое не самим Мегатроном прикосновение лишний раз убеждало его, что свою битву за Прайма он ведёт правильно. И в расплав остальных автоботов!
— Как насчёт интерфейса? У меня все системы включены.
Оптимус удивлённо посмотрел на него, и Мегатрон подумал, допустимо ли будет признаться, что нейросеть его корпуса заточена под движение, что ему скучно до дезактива, что последние полджоора он, когда закончил сравнение двух касающихся айаконского путешествия Оптимуса отчётов — официальную сводку (направленную в Сенат Старскримом) и неофициальный анализ поведения (запрошенный напрямую у Шоквейва), — развлекал себя мыслью, сколько оголодавших предаконов он выпустил бы в один зал с Ультрой и Старскримом, чтобы два айаконских градостроителя пришли бы к согласию хоть в чём-нибудь.
— Мы интерфейсились только вчера.
— У тебя для меня расписание, Оптимус?
— Нет, но…
— А до того ты пробыл в Айаконе десять циклов, хотя Ультра мог вполне…
— Девять, и он не мог. Не тогда, когда дело касается экспериментов Шоквейва.
— Не начинай снова про Шоквейва, — поморщился Мегатрон и не сдержал ухмылки: — И не пытайся меня обмануть. Если ты приходишь ради чего-то важного, ты приходишь раньше, чтобы у нас хватило времени поорать друг на друга, успокоиться и сойтись на не устраивающем ни одного из нас компромиссе. Когда ты приходишь под самую перезарядку, ты приходишь не ради дел, а тоже не против немного постыковаться и перегрузить системы. От меня, мой соправитель, можешь не скрывать.
— Я пришёл проверить, как ты. И ты не прав, я пришёл так поздно, потому что только сейчас прочитал уведомление. Мы с Праулом обсудили твою информацию о том «Десептиконском подразделении правосудия», не хотелось бы привлекать Сенат, но, похоже, выбора у нас нет. Когда мы беседовали, пришло твоё… касающееся тебя сообщение от Медицинского центра. Я посчитал, что это напоминание о моём завтрашнем сканировании, два прошлых я и так пропустил.
— То есть я мог захлёбываться внутренним энергоном и сыпать искрами до дезактива… — Он сумел, обхватив рукой корпус Оптимуса, дотянуться до нижней грани дальнего крыла. — А ты бы даже не пожелал узнать об этом? Я оскорблён, Оптимус. А как же наше равноценное правление и новая эра Кибертрона?
Подчиняясь нажиму руки, Оптимус наклонился ниже.
— Ты сам знаешь, что это не так. На подобный случай у уведомления стояли бы другие метки срочности, — пробормотал Оптимус ему в губы, и Мегатрон ликующе усмехнулся. Этот раунд он выиграл.
— Так что? Если не потребуешь от меня каких-то необычных поз стыковки, я полностью активен.
— Нокаут вернётся через пять с половиной джооров?
— А ты бы хотел, чтобы он пришёл позже?
— Ты сказал, что…
— Он достаточно умён, чтобы не беспокоить меня во время подзарядки. Хотя, если я его вызову, он придёт хоть сейчас. Не смотри так. — Он поймал Оптимуса за затылок и вынудил его наклониться ближе. — Они подчиняются мне, Прайм, так было, есть и будет. Останешься?
Подкрепляя вопрос, он лизнул приоткрывшиеся губы, предлагая ещё один поцелуй. Оптимус поддался, но, стоило ослабить нажим, так же спокойно отодвинулся. Его пальцы вслепую гладили стыки брони на боку Мегатрона и невольно, подчиняясь направлению защитных скосов, сдвигались по корпусу вниз.
— И Нокаута не возмутит, если он найдёт тебя в следах свежей смазки?
— Он медик. — Мегатрон дёрнул плечом. — Чего он там не видел? Лишнее доказательство, что я настолько послушно выполнял его рекомендации, что даже не пошёл в мойку.
— Смотрю, ты можешь быть очень послушным, да, Мегатрон?
Не улови он мягкой пульсации поля, когда Оптимус обвёл пальцем просвет в броне над знаком десептиконов, поблёскивание синей оптики показалось бы почти угрожающим.
— Если мне будет это выгодно, Прайм, — хищно улыбнулся он. К лицу поднялись и погладили щёку пальцы, и он, повернувшись, успел не столько поцеловать, сколько мазнуть глоссой по ладони.
— Выгодно тебе? — И маска Оптимуса вдруг захлопнулась. От сменившегося ритма двигателей загудел воздух.
— Кому же ещё, Прайм?
Ладонь, которая гладила стыки брони над искрой, сдвинулась вниз, по гибким боковым пластинам перешла на верхнюю кромку сегментированной паховой брони и, усилив нажим, проследила от самого верхнего и острого угла до самого нижнего, притуплённого, нависающего над интерфейсной панелью.
— Открывайся, — низко сказал Оптимус.
— Вот так сразу?
— Мегатрон. — Синяя оптика недобро вспыхнула, и Мегатрон открыл интерфейсную броню целиком. Даже от такой незначительной трансформации вспыхнуло предупреждение о незаконченном процессе ремонта, Мегатрон от него отмахнулся и вывел код в игнорируемые.
— И чего же ещё пожелает…
«Мой Прайм» заглушила ладонь, которая легла ему на губы, и Мегатрон подозрительно прислушался к полю Оптимуса. Это предложение замолчать или?.. Когда три центральных пальца аккуратно надавили на губы и вынудили его приоткрыть рот, он решил, что всё-таки «или», и подчинился. Кончики пальцев дотронулись до глоссы, та скользнула между ними и смочила покрытую мелкими царапинками обшивку, сдвинулась в сторону, обхватила указательный до второго сочленения, перешла к среднему… И если Мегатрон не удержался и один раз в безобидной угрозе пальцы прикусил, то загладил вину теми же влажными касаниями глоссой. Когда ладонь Оптимуса отодвинулась от лица, а вместо мелькнувшего в оптике сомнения затеплилась нечёткая, но всё же узнаваемая благодарность, он довольно усмехнулся. Уж его боевая маска Прайма ни испугать, ни сбить с толку бы не смогла.
Облизнув губы, он слушал чужое поле. Почему Оптимус остановился и с таким пристальным вниманием рассматривает пока не активированные интерфейс-модули?
— Раздвинь ноги. Ступнями не упирайся, — жёстко сказал Прайм, подняв на него оптику, и Мегатрона пробрало жаром. Потребовалась вся его воля, чтобы отрезать энергоподачу в зону коленей и ступней, а раздвинуть ноги только за счёт тяжей тазового сегмента. — Вот так, правильно, — кивнул Оптимус, и его ладонь легла поверх холодного кольца порта.
Обводя влажными круговыми движениями, он разминал ещё нежный после вчерашнего быстрого интерфейса металл и будто не замечал, как сбивается с ритма двигатель Мегатрона. Это вчера Мегатрон был откровенно нетерпелив, а Оптимус чрезмерно обеспокоен после проверки Айакона, чтобы оба решили не увлекаться ни подготовкой, ни подключением, а просто сбросить напряжение. Сегодня же… Нет, сегодня Оптимус намеревался проводить стыковку в своём ритме, и у Мегатрона порт заранее коротило от предвкушения. Их интерфейс-оборудование подходило друг к другу практически идеально, энергоёмкости относились к одному типу, крепость брони и физическая сила тоже оставались соразмерны. Даже без всех этих договоров и совместных правлений регулярный сброс заряда с, наконец-то, равномощным партнёром был выгоден обоим.
Пальцы, в которых хватало силы, чтобы выломать пластины его брони, аккуратно нажали на внешнее кольцо порта, и он вздрогнул.
— Значит, ты считаешь, — сказал Оптимус и внимательно посмотрел на него, — что я должен был оставить Ультра Магнуса в одиночку разбираться со Старскримом и Шоквейвом, пока я помогал бы с восстановлением Нового Каона исключительно тебе?
— Почему бы и нет? Мы договариваемся, договорятся и они.
Оптимус хмыкнул и, надавив на пластичный металл, проник пальцами в порт. Оптика, сияющая над кромкой маски, не отпускала взгляда Мегатрона. И от того, как она меняла фокусировку, словно Оптимус внаглую записывал в постоянную память все выражения его лица, по энергомагистралям будто стегануло молнией. Он представил, насколько беспомощно будет потом, на записи, выглядеть со стороны, когда Оптимус подхватит его под тазовую секцию, направит его корпус под движения своего коннектора, когда начнёт стыковаться с ним, будет держать его сам, не давая Мегатрону проявить ни тени инициативы, не давая опереться ступнями, не давая даже обхватить его бока. Он представил шквал процессорных уведомлений, где медицинские протоколы станут мешаться с интерфейсными, когда вторые будут торопливо перенастраивать энергообмен под последнюю удачную конфигурацию, под вчерашнюю: с простым и понятным каонским приветствием в виде интерфейса у будто специально совершенно не занятой стены в комнатах Оптимуса.
Он представил, что Оптимус — да, именно! — дёрнет его к себе на бёдра так, что голова запрокинется, и из-за изгибов собственной брони Мегатрон не сможет толком видеть, что делает с ним Прайм, будет только чувствовать, как тот напористо проникает всё глубже, ещё раз подтверждает, что имеет право на полное подключение к Мегатрону, вплоть до передачи кода. Защитные кольца порта будут раскрываться… да, вот так… сенсоры станут подавать запросы об оборванных подключениях, но Мегатрону уже будет не до того, он будет смотреть в сияющую в полумраке оптику цвета Всеискры — так близко, почти у самого лица! — и знать, что Оптимус видит его насквозь, как не видит его никто, как Мегатрон не позволяет никому. Размеренными движениями, не давая кольцам сомкнуться, коннектор продвинется до глубинных сенсоров, и движения станут осторожнее, плавнее, но с каждым разом глубже, словно Оптимус не захочет размениваться и решит подключаться для передачи кода напрямую к основным портам. И он сумеет, по всем параметрам у него должно будет получиться, и Мегатрон не сможет этого избежать, он примет всё, чего захочет от него Прайм, каждое скольжение коннектора по будто раскалённой смазке, каждую проскальзывающую искру, когда интерфейсный протокол, против которого Мегатрон не успеет… не захочет… не осмелится возразить, начнет пробовать подключить их друг к другу.
Но Оптимус вдруг выскользнет, снова примется за… вот так, именно здесь… за внешнее и центральные кольца, будет медленно раздвигать их снова, станет делать вид, что не замечает, как жадно они пульсируют накопленным зарядом, а подключение начнёт осторожно, словно в первый раз, не замечая ни намёков, ни просьб, ни откровенных угроз.
И Мегатрон сможет лишь лежать, запрокинув голову, и ждать, когда…
А потом снова… А потом Оптимус не выдержит и, когда Мегатрон смирится с медленным ритмом, возьмёт его снова, до самых глубинных линий подключения, ударит полным зарядом, чтобы проверить, выдержит ли Мегатрон. О, он выдержит, уж это-то он точно выдержит, он швырнёт в инфообменный процесс Оптимуса равный заряд, равносильную привычку управлять чужими кодами и… И проиграет, его битва будет проиграна, когда Оптимус окажется так близко, лицом к лицу, словно это не бьются друг о друга их файрволы, словно протоколы вовсе не пытаются переписать друг друга, словно ни один из них не создаёт уязвимостей в чужой системе. Оптимус почти придавит его, и распалёнными датчиками обшивки Мегатрон будет чувствовать, как внутри чужого корпуса зарождается голос, как начинают гудеть струны вокалайзера… Оптимус будет так близко, что Мегатрон не услышит, а через вибрацию их сомкнутых бронепластин угадает, что Оптимус ему сейчас…
— Шла-а-ак, — выдохнул он, дёрнувшись всем телом, и с долей удовлетворения отметил влажный звук, с которым из него выскользнул коннектор Оптимуса. Едко пахло раскалённой смазкой.
Вентиляторы ревели, сбрасывая жар; от порта к искре полыхнула остаточная пульсирующая дрожь заряда. Нейроцепи раскидывали его по параллельным процессам, минимизируя возможный ущерб, и тут же бережливо собирали и перенаправляли в центральный энергонакопитель. Уведомления шли привычной стеной, и из них Мегатрон неохотно выцепил и подтвердил сохранение энергоблокировки ног — отменит потом. Пригасив оптику, он грелся в энергосбросовой эйфории, смутно досадуя, что из-за отчего-то неровной стимуляции окружности колец глубинные сенсоры щёлкнули вхолостую. За что он любил интерфейс с Оптимусом, так это как раз за полноценность соединения. Но если сейчас он получил… По привычке он запросил отчёт о прошедшем подключении и…
— Ты… Ты уже всё? — не сверху, а откуда-то сбоку переспросил Оптимус. Его не приглушённый маской голос звучал удивительно громко.
Мегатрон заставил себя активировать оптику и едва не рассмеялся, увидев, какого радиуса достигла радужка оптики нависшего над ним Прайма. Полуклик блаженства истаивал, и от нескрываемого, искреннего недоумения на лице напротив он вдруг… вдруг осознал… Отчёт о передаче кода оказался совершенно пуст.
Это было не совсем смущение, но, определённо, разочарование. В первую очередь тем, что так явно распалившая его картина оказалась исключительно процессорной симуляцией. А во вторую — что он… не оправдал ожиданий Прайма, пальцы которого оставались измазаны в смазке. Только пальцы той ладони, которую Мегатрон совсем недавно столь провоцирующе прикусывал.
Он опять не знал, стоит ли сказать правду, и, наверное, в поле что-то отразилось, потому что огорчение на открытом лице Оптимуса сменилось тревогой.
— Мегатрон? Всё хорошо?
— Я… — Что сказать? Что он сам такого не ожидал? Что его системы глючат от вынужденной статичности тела? Или что он, несомненно, припомнит это Нокауту, который давно запланированные процедуры не успел провести в отсутствие Оптимуса? — Я… Мне очень понравилось, Прайм.
— Но я же ничего не сделал. Почти не сделал, — сказал Оптимус, не отводя от него пронзительного взгляда.
— Нет, это… Мне очень понравилось оказаться во власти моего Прайма, — заставил себя улыбнуться Мегатрон, чтобы не выдать досаду, которая всё сильнее расцветала в процессоре по мере окончательного рассеивания статики и перехода систем на экономный послесбросовый режим. В ближайшее время накопление такого же внутреннего заряда ему точно недоступно. — Вынужден признать, что слишком понравилось.
— В самом деле?
— Более чем. Особенно когда я оказался совершенно беспомощным перед тобой, и до сих пор безоружным, и с невозможностью владеть собственным телом… Я представил, как ты бы не побоялся подключиться ко мне на основных портах, как я не смог бы… — Он заинтересованно прислушался, только сейчас заметив, что двигатель Оптимуса всё ещё гудит на повышенных оборотах.
— И чего бы ещё ты не смог?
Он оценил, как нависает над ним Оптимус, заслоняя свет, и слабая предвкушающая дрожь зародилась и растворилась где-то в глубине топливного бака. Защитные системы перегретого холостым сбросом порта не дадут ему принять чужой заряд, но если подключение будет проводить он, то блуждающие в энергомагистралях излишки энергии перейдут к Оптимусу сами собой, неизбежное выравнивание потенциалов сработает даже сильнее.
— Я не смог бы отказать тебе ни в чём. — Активировав развёртку коннектора, он надеялся, что правильно прочитал сомнение на лице Оптимуса. — Если ты всё-таки захочешь остаться. Хотя бы ненадолго.
Когда Оптимус наклонился к его лицу, Мегатрон не успел податься навстречу ожидаемому поцелую — перед ним оглушительно звонко защёлкнулась боевая маска. И если в синей оптике проскальзывал неуместно весёлый блеск, Мегатрон принципиально не захотел его замечать.
— И ради чего же мне стоит оставаться, Мегатрон? — До сих пор липкие от смазки пальцы обхватили коннектор, медленно провели от основания вверх, ненадолго остановились, когда дошли до точек подключения, и так же спокойно разжались. — Неужели ради этого?
— Я буду надеяться, что ты сочтёшь меня достойным своего внимания, Прайм.
Усмехнувшись, Оптимус поднял одну бровь и внимательно осмотрел полностью развёрнутый, жёсткий коннектор.
— И моё внимание должно удовлетвориться лишь этим? Или ты готов предложить мне что-то большее?
И если бы не ещё одно небрежное движение ладони по обшивке коннектора, Мегатрон готов был поклясться, что вопрос задан не просто так: взгляд над маской был слишком спокойным, Оптимус так смотрел на некоторых вернувшихся мехов, когда что-то настолько беспокоило его в информации из личного дела, что до принятия решения об амнистии хотел встретиться с ними лично. Как бы возбуждённо ни мерцало электромагнитное поле, вопрос почти наверняка таил в себе ловушку.
И какого ответа он хочет? Мегатрон уже дал ему окончание войны, предложил военный, а вместе с ним и общественный альянс, предоставил доступ к информационным и научным ресурсам десептиконской армии, позволил строить новую столицу вокруг Вектора Сигма в самом центре своего Каона. Но это всё не то. Слишком… серьёзно.
— Двойной очистки свеженасыщенный вкусный энергон? — Он усмехнулся и кивнул в сторону стола с уже остывшим кубом.
За маской вновь раздалось задумчивое хмыканье, и в награду ладонь снова двинулась по коннектору. В этот раз пальцы, имитируя сжатие внутренних колец, безошибочно прогладили скрытые под обшивкой линии подключения; Мегатрон поспешно оборвал протокол передачи кода — и пожалел о выборе ответа, потому что Оптимус вдруг убрал ладонь и выпрямился. А потом и вовсе встал с платформы и пошёл за кубом.
Да какого!..
Шлак, этого стоило ожидать!
У него не имелось доступа к детальным схемам нового корпуса Оптимуса, но на первый взгляд казалось, что система энергораспределения работает до крайности плохо: он постоянно был голоден. Когда Мегатрон приходил к нему и ждал, пока Оптимус закончит беседу, что-то допечатает или дочитает, рядом на консоли практически всегда стоял недопитый куб, равно как недопитый куб мог обнаружиться за стопкой датападов на столе и ещё один — вслепую задвинут в глубину приплатформенной полки или забыт у раздатчика, рядом с чистыми кубами. Это потом он заметил, что плёнка осадка на стенках кубов начинается заметно ниже трети, энергона-то было набрано всего на пару глотков, а со стороны можно было подумать, что Оптимусу не хватает нормального рациона крупноформатников и он до ухода в перезарядку успевает суммарно добрать куба три, если не четыре. Да если бы четыре! Посмотрел бы Мегатрон на того ресурсного аналитика, который поднял бы статистику с персонального раздатчика в комнатах Оптимуса и посмел бы упрекать их вернувшегося из Послеискрия Прайма за избыточность потребления.
Когда Оптимус вернулся с кубом, а не допил у стола, Мегатрон в очередной раз подтвердил энергоблокировку ног и вопросительно посмотрел на него.
— Утверждаешь, что вкусный? — сказал Оптимус, опускаясь на край платформы, поднял куб к лицу и на свет посмотрел на него. Чуть приподнявшаяся бровь выдавала его сомнение, он будто искал следы неотфильтрованных вкраплений.
— По-моему, достаточно вкусный.
— По-твоему? — хмыкнул Оптимус. — Тогда тебя не затруднит отпить первым.
Первым? Да Оптимус же сам пил из именно этого куба, причём совсем недавно.
— Ты?.. Зачем? Оптимус, ты боишься, что я тебя отравлю, что ли?
Он протянул руку, собираясь схватить куб, но Оптимус вздёрнул тот вверх, не давая дотянуться.
— Нет. Руки на платформу. Ты сможешь выполнить это указание?
Мегатрон мрачно подчинился, следя взглядом за приблизившимся к лицу кубом. Неужели Оптимуса настолько задела шутка про «мог внутренним энергоном захлёбываться», что он собирается…
— Смогу. Но это же твоё топливо, — пробурчал он. Этот куб Оптимус набирал для себя, Мегатрон не должен его выпивать, если тот всё же захочет заправиться. Даже в Ямах, на правах Чемпиона арены, он не имел привычки отбирать чужое топливо. В отличие от многих менее успешных. — Если мне будет нужно, я наберу себе сам.
Чаще всего, как сегодня, бездумно набрав себе примерно четверть куба, увлечённый делами или разговором Оптимус так и оставлял энергон выпариваться. Процессор, обманутый фактом, что топливо в наличии и не нужно заряжаться впрок, терял к нему интерес, словно считал, что энергона в кубе осталось на самом дне именно потому, что остальной объём уже ушёл в топливный бак. Впрочем, иногда Оптимус мог залпом опустошить куб, а потом набрать те же несколько глотков энергона и второй раз, и третий, хотя беседа и близко не создавала таких энергозатрат, чтобы потребовалась подпитка. Мегатрон узнавал симптомы, после шахт у него было так же, особенно после первых побед, когда он дорвался в Ямах до полноценных рационов и возможности заправляться по желанию, а не по расписанию смен.
Он не уточнял, насколько осознаёт глюк сам Оптимус, и привык кивком на раздатчик предлагать ему заправляться при каждой встрече. Со временем пройдёт. В конце концов, спрашивать Мегатрона о — согласно статистике его комнат — сверхнормативном потреблении топлива тоже никто бы в ближайшее время не осмелился.
— Твоё послушание будет вознаграждено. Пей. — Подозрительно посмотрев на зависший у лица угол куба, Мегатрон вскинул взгляд, собираясь высказать всё, что думает о внезапной паранойе, и только сейчас увидел в синей оптике нескрываемое беспокойство. О Праймас и Тринадцать переглюченных Праймов, Оптимус думает, что сброс заряда произошёл так рано из-за нехватки у Мегатрона резервов энергии. Он в самом деле такое вообразил после всего девяти циклов отсутствия? Это так Нокаут представил состояние его корпуса?! — Пей, Мегатрон.
И если он услышал непроизнесённое, но не менее оскорбительное «пожалуйста», то решил промолчать, подчинился ладони, которая обхватила его затылок, и приподнял голову. И сделал крошечный, больше показательный, чем реальный глоток.
— Как видишь, я жив, Прайм. Соблаговолишь оказать ответную любезность?
Он слизнул скатившуюся между дентапластин каплю энергона и ждал, что Оптимус допьёт залпом те глотка два-три, что ещё плескались в кубе, и перейдёт наконец к чему-нибудь приятному, но тот наклонился и, собирая ещё одну выплеснувшуюся мимо рта каплю, поцеловал его в уголок губ.
Теперь маска их не разделяла, и Мегатрон попробовал поймать его губы — Оптимус уклонился и снова поднёс куб к его рту. После ещё одного, теперь полноценного глотка Мегатрон ждал и полноценного поцелуя, но Оптимус в ответ надавил шлаковым кубом на грудь, запрещая приподниматься, и слегка коснулся его губ своими.
А потом был ещё один, явно оборванный глоток — и ещё пара быстрых прикосновений, когда чужая глосса лизнула обшивку вокруг рта, собирая ускользнувшие капли. И когда Мегатрон дёрнулся головой вверх, чтобы соединить их губы, Оптимус умело избежал этой атаки и так же быстро отодвинулся.
Он не успел возмутиться, потому что Оптимус провёл глоссой по своей нижней губе, сказал: «Действительно вкусный энергон. Не стоило сомневаться в твоей оценке», — и допил оставшиеся полглотка. Когда он наклонился над Мегатроном, вслепую поставленный на приплатформенную полку куб со скрипом сдвинул датапады, но Мегатрону было налить отработкой, пусть хоть вся стопка падает на пол. Потому что Оптимус наконец-то прекратил его дразнить.
У его губ был привкус разогретого энергона, и Мегатрон жадно собирал оставшиеся капли, торопясь получить как можно больше. Больше энергона, больше Оптимуса — пока тот снова не ускользнёт. Глосса скользила по чужой, нейтральный вкус чужого увлажнителя смешивался с горечью базового топлива и приятной маслянистостью присадок. Забыв о приказе, одной рукой он обхватил плечи Оптимуса, а второй — надавил на затылок. Под нарастание гула получивших свежее топливо двигателей он пил движения чужой глоссы и чужих губ и не мог насытиться. Вот такой энергон он любит!
Когда Оптимус что-то промычал и дёрнул головой, освобождаясь из-под ладони, он активировал оптику и поспешил опустить руки на платформу.
— Это… — Неровно выдохнув, Оптимус мазнул ладонью по его нагрудной броне, словно хотел удержать и в то же время удерживать не собирался.
— Понравилось, Прайм? — сказал Мегатрон и медленно обвёл глоссой гладкие от смешавшихся увлажнителей губы.
Он успел увидеть, как полуотвернувшийся Оптимус быстро сделал то же самое, а потом маска захлопнулась снова. Но Мегатрон знал, знал, что как раз за маской сохранится и вкус энергона, и его собственный вкус.
— Ты меня приятно удивил, — сдержанно сказал Оптимус, склонив голову набок. Если бы не то, как быстро пару раз перефокусировалась его оптика, Мегатрон бы даже в эту чопорную надменность поверил. — И в то же время разочаровал. Я ожидал, что ты способен исполнить настолько простую просьбу, — он указал взглядом на руки Мегатрона. — Должен ли я предоставить тебе ещё один шанс? Достоин ли ты его, Мегатрон?
— Хотелось бы надеяться, милостивый Прайм. Я смею лишь просить, что ты соизволишь довести начатое до конца,— он не удержался и тоже указал взглядом: на требовательно ждущий прикосновений коннектор, биосветовые точки на котором от недавней заправки засияли ещё ярче.
Он нетерпеливо смотрел, как задумчивость в оптике Оптимуса сменилась сомнением, а потом решимостью, за которой снова замерцало сомнение.
— Нежели Прайм настолько не верит в принцип прощения? — поторопил Мегатрон, когда хмурый взгляд скользнул в сторону его ног, будто Оптимус проверял, что те оставались неподвижными. Конечно, оставались! Мегатрон не для того жил с сознательно взломанной прошивкой, чтобы не уметь самостоятельно, без медиков, блокировать внутренние процессы.
Ему хотелось действия. Он четыре джоора пролежал без движения, и типовые аналитические сводки на следующую декаду больше обычного раздражали то излишней осторожностью, то, напротив, абсурдной смелостью прогнозов. Он бы лично навестил Спидглайда и, нависнув над мелкоформатником, поинтересовался, что за скраплет прогрыз ему процессор и откуда опять такие нормы добычи руд, — чем совсем по-оптимусовски методично выделял все сомнительные цифры и отмечал, что те требуют подтверждения от главы добывающей отрасли… кого там поставил Прайм?.. Лонграймера?
Так или иначе, обмен бесконечными сообщениями злил сильнее обычного, когда заняться чем-то другим он не мог.
И теперь ещё и Прайм…
Он выдохнул, сдерживая порыв не ждать Оптимуса, а обхватить коннектор собственной рукой. От избыточной, бурлящей в магистралях энергии казалось, что исследующий его корпус взгляд Оптимуса стал плазменно-огненным. Чего он ждал? Что хотел увидеть?
— Прайм? — попросил он и снова кивнул на коннектор. Вздох Оптимуса, когда он поднимался с платформы, не сулил Мегатрону ничего хорошего. Передумал. Сразу же сказал, что ненадолго. Видимо, всё же придётся…
— Можешь сдвинуться на середину? — сказал вдруг Оптимус и опёрся правым коленом о платформу. Интонация была совсем мимо роли, и Мегатрон подумал, что ослышался.
— Зачем это?
— Догадайся.
Он, конечно, аккуратно сдвинулся и вернулся к положению, в котором лежал в начале их встречи; не стал переспрашивать, чтобы не спугнуть Оптимуса, который неясно хмыкнул, перекинул через него левую ногу и сел на поясную зону корпуса. Мегатрон позволил себе ровно одну вольность: положил ладони на спину Прайма, потянулся к крыльевому блоку, — но тут же под строгим взглядом вернул их обратно на платформу.
— И что скажешь теперь? Устраивает тебя такое, Мегатрон? — сказал Оптимус и вскинул бровь, возвращаясь к совершенно невыносимой, завораживающей властности.
Четверть клика Мегатрон старательно обдумывал свой ответ, пока Оптимус лениво обводил ладонью изгибы наплечной брони.
— Не совсем, мой Прайм, — со вздохом признал он. — Ты напоил меня энергоном, а сейчас расположился прямо над топливным баком.
— Неужели твои топливопроводы настолько чувствительны? Тогда, полагаю, мне лучше встать и не мешать тебе перерабатывать твоё прекрасное топливо двойной фильтрации.
— Ты можешь сдвинуться чуть ниже. Тебе и самому будет там намного удобнее.
Он бы многое отдал за возможность согнуть колени, обеими ладонями приподнять Оптимуса под тазовую секцию — и наконец их состыковать. Только всё равно не получится, пока…
Будто в ответ на его мысли Оптимус открыл нижние сегменты интерфейсной брони и сдвинулся по его корпусу ниже. Линию датчиков на верхней стороне коннектора согрело теплом чужого корпуса.
— Прайм? — пробормотал он, когда Оптимус почти лёг на него, наклонился настолько близко, что Мегатрон услышал, как спешит сбросить перегрев его вентиляция. Или не столько услышал, сколько почувствовал обшивкой. Или даже догадался, потому что по длине коннектора прижалось что-то пластичное, гладко-влажное и, однозначно, разгорячённое.
— Да, Мегатрон? Думаешь, мне стоит рассмотреть ещё какое-то твоё предложение?
Когда Оптимус переступил коленями и с безошибочно читающимся во взгляде вызовом прошёлся закрытым портом по длине коннектора, Мегатрон поспешил сдвинуть руки дальше в стороны и дать больше места, — хотя больше всего хотел провести ладонями по идеально гладким серебристым ногам.
— Всё в твоей власти, — выдохнул он и лизнул центральный шов на маске Прайма.
Отстранившись и издевательски задев коннектор снова, Оптимус посмотрел ему в оптику.
— Ты не будешь двигаться, пока я не скажу. Ногами не упираешься, руки держишь при себе. Заряд до последнего не накапливаешь.
— Звучит так, — оскалился он, — будто ты меня поймал в середине полной процессорной перезарядки и готовишься сбеж… уйти, если я проявлю хоть какую-то осознанную активность.
— В середине перезарядки? Полагаю, мне стоит запомнить.
Это…
Оптимус это серьёзно? По выражению оптики он не понял. От одной мысли по линиям пробежала слабая вспышка начавшего накапливаться заряда, и, как бы ни хотелось начать уже подключение, он решил с расчётом на будущее поддержать игру до конца. Для Оптимуса на Кибертроне в принципе не существовало закрытых дверей, у него есть и разрешение приходить в комнаты Мегатрона без всех этих вежливых запросов, к тому же Мегатрон сам добавил ряд касающихся его исключений в базовые боевые протоколы, так что если Оптимус действительно захочет застигнуть его в середине глубокой перезарядки, то сможет… Стоп. Еще один холостой сброс он своему корпусу не простит.
Как ни странно, его мучительное молчание удовлетворило Оптимуса, и он, наконец, приподнялся и сдвинулся по его корпусу ещё ниже, в этот раз позволив навершию коннектора подать на внешнее кольцо первую искру заряда. Пластичный металл с готовностью раздвигался, и контраст между будто вплавляющейся в чужой корпус вершиной и относительно холодной центральной частью подогрел энергон в магистралях. Топливное давление усилилось, и он поспешил добавить к протоколу энергоизолированности ног необходимость введения кода для разблокировки.
С весом Оптимуса на себе, без возможности согнуть ноги в коленях и упереться ступнями, он был сильно ограничен в действиях. Мог только слушать, как скрипят по платформе колени Оптимуса, как отрывисто идут выдохи его вентиляции; мог только жадно смотреть, как потускнела оптика, как Оптимус отвёл голову вбок — и на жёстком мысе маски заблестел влажный след… Мегатрон не имел права ни на что, кроме как слышать, видеть и чувствовать.
— Я и не мечтал, — наполовину пригасил он оптику, наслаждаясь короткой ответной пульсацией от первого внутреннего кольца, — что моё предложение будет в настолько полной мере принято.
— Помолчи уж. — Оптимус на миг сфокусировал взгляд на нём, но по тому, как охотно раздвигались кольца порта, как скользил коннектор по более чем обильной смазке, Мегатрон догадывался о мысленной битве, в которой победило не сочувствие к нему, а банальное и эгоистичное желание интерфейса.
Подключение шло медленно, будто в первый раз, когда ни один из них не знал, как среагируют защитные подсистемы. Помимо расчётливого взаимного любопытства у них тогда была только информация об одинаковом поколении прошивок и примерно равной комплексной энергомощности. Медицинскую проверку совместимости отмели сразу и без обсуждений, уже за одно это Мегатрон готов был возблагодарить Прайма: в случае полного провала эксперимент по личностному укреплению союза останется за дверями их отсеков.
— Праймас… — пробормотал вдруг Оптимус. — Ты никаких модификаций не проводил?
— Нет, зачем мне?
— Не знаю. Я…
Что «он», осталось неозвученным, потому что Оптимус закончил, наконец, подключение, качнул бёдрами вниз более резко, чем открывался до того, и процессор Мегатрона застлала пелена приятных уведомлений. Оптимус двигался размеренно, наращивал заряд, в проскальзывающие моменты соприкосновений инфосенсоры успевали подать запрос на передачу — и соединение разрывалось, оставляя обрывки кодов накапливаться в процессоре. Длинные, гарантирующие стабильное подключение линии находились в самой глубине порта, но Оптимус не торопился давать ему доступ, и Мегатрону оставалось стискивать клыки и перебирать пакеты данных, которые — он не будет сдерживаться, нет уж, Прайм — пустит первой очередью.
Оскалившись, он посмотрел в оптику склонившегося Оптимуса и вдруг почувствовал, с какой силой на грудную броню давит чужая ладонь.
— Лежи, — жёстко сказал Прайм и сдвинулся вверх так, что инфолинии коннектора прошли по обводам двум центральных и внешнего колец. Три мучительно коротких подключения снова закончились ничем. — Сколько у тебя?
Мегатрон выдохнул сквозь дентапластины и запросил счётчик подготовленных к передаче массивов.
— Пятнадцать.
— А на самом деле?
— Двадцать восемь.
— Это мне нравится больше, — царственно кивнул Оптимус.
Если раньше Мегатрон считал ритм издевательски затянутым, то теперь Оптимус решил от издевательств перейти к пытке. Он подготавливал подключение медленно, дал время на несколько полных запросов уже на внешнем кольце. Обманчиво гладкий металл ног вибрировал от напряжения, но Оптимусу хватало выдержки не ускоряться и не углублять стыковку. А если даже он до скрипа вцепился пальцами в шипы плечевой брони Мегатрона, то лишь для того, чтобы окончательно пригвоздить его к платформе.
В любимом ритме Оптимуса, чтобы оба они начали пьянеть от белого шума как от сверхзаряженного, он подтвердил только каждый третий из первых семнадцати запросов, не давая интерфейсу проходить идеально скучно. В оперативной памяти запустились получившие подтверждение передачи его инфопакетов, гудели отложенные, нетерпеливо мерцали и требовали ответа параллельные запросы Оптимуса; центральная эволюционная подсистема без промедления забрала себе десятую часть процессорных мощностей, торопясь расчленить, изучить, поглотить чужой код, встроить полезные модули, временно изолировать для дальнейшего изучения потенциально полезные, быстрее выжечь признанные опасными.
А потом нижняя граница инфолиний его коннектора прошла за внешнее кольцо и произошёл первый обрыв данных.
Невыносимо долгий обрыв закончился, когда подключение пошло по первой внутренней обводке. Все зависшие передачи, которые успели засыпать его уведомлениями и требованиями восстановить подключение, сменили цвет на зелёный и после короткой проверки вцепились в чужой процессор снова: вбуриваясь своими кодами и жадно закачивая чужие.
Он не знал, куда деть ладони, и вцепился одной в край платформы, а вторую — прижал к стене, чтобы хотя бы так удержаться и не уйти в перегрузку. Он помнил указание Оптимуса не сдерживаться, и желание подчиниться и сбросить заряд прямо сейчас боролось в нём с желанием дотерпеть до полной стыковки, когда каждый из них поплатится… так приятно поплатится… за все проигнорированные подключения, все, что висят сейчас фоном и копятся, копятся с каждым повторным обращением о допуске.
Снова обрыв связи. Он не сдержался и, запрокинув голову, зарычал сквозь дентапластины. Сверху раздался смешок, а по щеке погладили сухие, но до сих пор пахнущие его смазкой пальцы.
— Я думал нагрянуть с внезапной инспекцией в айаконский узел связи. Ну и завернуть к тебе, — пробормотал он и сквозь мерцание статики посмотрел на Прайма. Тот замер, и во время возникшей остановки первые пять передач всё же завершились.
Оптимус не ответил — хотя какого ответа он ждал? разве что вопроса «Зачем?» — и очередной обрыв подключения прошёл удивительно быстро, словно Оптимусу тоже не терпелось или же без помощи со стороны его уже не держали ноги.
Когда началось продвижение через первое из глубинных колец, Мегатрон уже не ждал ответа. Теперь разъединения не будет, теперь он может не бояться, что устроит вместо перегрузки сбой процессора, если запустит слишком много одновременных обращений, и он собирался этим воспользоваться. Даже если видел по склонившемуся вперёд шлему Оптимуса, что тот тоже погружён в пересортировку инфопакетов, — а значит, ответный удар ждёт не меньшей силы.
— Там невкусное топливо, — негромко сказал Оптимус, возвращая яркость оптике, и самодовольная, совершенно беспричинная ухмылка расползлась на губах Мегатрона. Он смотрел в мерцающую от скачков энергии синюю оптику и хотел продлить этот клик неподключения, когда без передачи кодов он через взгляд впитывал что-то особое, что-то глубинное, что-то глубже базовой прошивки, что делало Оптимуса Оптимусом. Принимал, ещё не зная, вирус это или просто незнакомый код высшего поколения, и всё равно встраивал в себя.
Ласкать Оптимуса он мог только взглядом, любовался крепким корпусом, идеально подогнанными пластинами брони, видел собственное нечёткое отражение в обманчиво тонких стальпластовых стёклах, выхватывал взглядом почти целиком укрытые за широкими плечами крылья, швы на гранях которых он мечтал обвести глоссой и, возможно, осторожно прикусить клыками, проверить, сможет ли вызвать сенсорную поверхностную перегрузку, как это, говорят, бывает у искателей. Сбалансированная броня рук, титановые алые пластины, под надёжной защитой которых скрывались мощнейшие энергонакопители для бластеров… Крепкие, хваткие пальцы, которые безошибочно сдерживали свою силу и с лёгкостью оперировали данными, когда Оптимус через чужое плечо поправлял что-то на не рассчитанной под его ладонь консоли…
Он едва успел перескочить взглядом на лицо Оптимуса, когда тот кивнул и с прерывистым выдохом опустился до конца. Обхватывающие бока Мегатрона ноги гудели, вибрация шла по корпусу, и под лавиной кипящих в процессоре данных он не мог понять, это ответный сброс напряжения от перегруженных коленных суставов или это его собственный двигатель торопится подготовить энергию для процессора, который уже мелко глючил от множественных ошибок интерфейс-протокола.
Он действительно подумывал найти повод, пусть и пришлось бы потратить полцикла на дорогу к Айакону. А дальше? А дальше он бы, естественно, вселил себя на временное проживание в отсек Оптимуса. Десяток циклов они бы как-нибудь справились. Или не к нему, но в ближайший свободный; пока что кибертронцев вернулось не так много, чтобы три наполовину возрождённых города не вместили всех желающих.
А потом…
А потом, наконец, подключение дошло до базовых, самых незащищённых сенсоров, и все мысли об Айаконе вылетели из головы. И в этот раз он сдержался только на четверть клика, чтобы при первых аккуратных запросах от Оптимуса выполнить его указание и вбросить ему на обработку всё, что скопилось, все оставшиеся полтора десятка массивов вдобавок к семи ещё не законченным подключениям, — в ответ на него рухнул не меньший поток данных от Оптимуса. Битва началась, и Мегатрон зарычал, принимая вызов.
Корпус едва слушался, ошеломлённый процессор не мог расставить маркеры приоритетов; ревел двигатель: до последней капли перерабатывал оставшийся в топливном баке энергон, судорожно направлял больше, больше энергии на обработку данных. Взвыли вентиляторы, сбрасывая избыточное тепло — и сразу же, подчиняясь сигналу от боевого процессора о незащищённом подключении, спешили сбавить обороты, сомкнуть воздухозаборные отверстия, оставить на его корпусе меньше уязвимостей. Следом затревожились трансформационные узлы, тело не знало, стоит ли оборвать подключение механически, и требовало подтверждения у процессора. А основной аналитический процессор плавился под потоком данных, собирал пакеты нового кода и направлял потоки запросов системам движения, системам стабилизации, топливообработки, архивирования, прицеливания и десяткам других, чтобы сверить состояние собственной прошивки, чтобы оценить, нет ли погрешностей, нет ли систематических сбоев, куда как раз подойдёт заплатка новоизученного модуля.
Он чувствовал себя живым, до последнего блока собой, чувствовал, что в его власти давать или отменять команды своему корпусу, всем своим системам. Искра пульсировала, гудящее вокруг неё напряжение казалось незнакомым — и оставалось своим. Его оглушило ощущением, что на пике напряжения центр его искры поднялся выше груди, завис где-то в воздухе. Только так он успел воспринять статический всплеск, когда Оптимус почти упал на него и, поглощённый собственной инфопереработкой, вслепую ударился о его лицо поцелуем. Прижатая его телом «невидимая искра» вернулась в корпус Мегатрона, и от груди по всем пластинам, до последнего сервопривода растеклась и наполнила его энергией волна чужого заряда.
Оптимус не целовал его, а дышал в рот, будто уже забыл, чего требовал. И в ответ хотелось что-то сказать или нарушить приказ и обхватить ладонями спину, провести когтями по кромкам крыльев, но… Он не успел решить, потому что так же резко, как Оптимус рухнул на него, он поднялся и вновь всем весом опустился на бёдра, закрепляя подключение. Мегатрон смотрел и не мог насмотреться, как мерцает синяя оптика, как она гаснет, как вздёрнутая вверх голова безвольно клонится вперёд. И если потом ударившая в него лавина пакетов данных, которые Оптимус явно приберёг под конец, сбросила его в перегрузку, он успел увидеть еле заметное синее сияние и последней мыслью отметил свою победу.
Если он добивал Оптимуса до полной перегрузки, у него всегда приоткрывались створки нагрудной брони, из-за которых пробивалась тонкая полоска синего света. Проявлялось так перераспределение нагрузок во время энергетического сброса или одно из неведомых свойств Матрицы, он не спрашивал. Не похоже, что Оптимус знал об этой особенности своего корпуса, и, по привычке, наверное, Мегатрон придерживал информацию.
Или, может, он просто в такие моменты не мог думать ни о чём важном, не пытался даже взять под контроль перегруженную систему охлаждения. От парного гула вентиляторов, казалось, вибрировали стены. Мегатрон упивался идущими по телу волнами избыточного заряда и лениво проглядывал сводку итогов интерфейса, хотя знал, что сейчас не сможет воспринять ни грана информации из самообучающегося столкновения двух прошивок.
Оптимус пошевелился, обвёл мерцающим взглядом Мегатрона и платформу, выдохнул струю пара и невозмутимо улёгся ему на грудь. Желая устроиться удобнее, он шире развёл колени, но задел стену и невнятно выругался. На свинцовой плите осталась синяя полоса, и Мегатрон едва сдержался от напоминания, что винить в неудобстве Оптимус может только себя.
Мегатрон предлагал ему вполне просторный отсек на жилом, если для Оптимуса это так важно, уровне. Считалось, что тот средних размеров зал к личным отсекам не относится, но разве проблема это поправить? Им бы хватило оборудовать там совместную перезарядочную, с нормальной жилой зоной, куда — ради чего это всё — войдёт нормального размера и не зажатая куда-нибудь в угол платформа. Преградой оказалось твёрдое убеждение одного автобота, что у каждого из них уже есть и место проживания, и полностью оснащённое рабочее пространство, а перевод любого потенциально полезного общественного помещения под личные нужды будет восприниматься излишеством и злоупотреблением властью. И если сам Оптимус готов был для уравновешивания такого запроса отказаться от нынешних комнат, Мегатрона раздражало, что от него ждут того же. Он не строил иллюзий, что будет биться до последнего за сохранение своего и только своего пространства (пусть Оптимус и мог приходить к нему хоть в середине, м-м-м, перезарядки). И если его устроила бы перестройка собственной платформы, Оптимус посчитал подобное полумерой, которая… как он сказал?.. «лишь замедлит нормализацию нынешнего положения вещей».
Иногда он совершенно не понимал Прайма.
С другой стороны… С другой стороны, ему нравилось, что Оптимусу пришлось сейчас оставаться сверху: когда Мегатрон лежал на спине, второму крупноформатному корпусу на одиночной платформе лечь рядом было негде. Мегатрону нравилось ощущать, что его коннектор до сих пор погружён в порт, гибкие кольца которого всё ещё пульсировали, словно ждали новой передачи данных. Нравилась осторожно нависающая над ним и всё же ощутимая тяжесть другого корпуса на собственном, нравилось проводить когтями по чужой спине, дразнить грани расслабившихся и разошедшихся в пазах пластин. Нравилось, как крепко прижимались к бёдрам ступни Оптимуса, как порывы чужой вентиляционной системы сбрасывали жар ему на броню. Ему нравилось почувствовать щекой беззвучный вздох, когда он поддел когтём пластину крыльевого блока, почувствовать, как лениво скользнули по обшивке влажные от недавнего поцелуя губы.
— Зря я согласился, — невнятно раздалось у самого лица Мегатрона. — Нокаут мне искру вырвет.
— Нокаут? Тебе? — Думать не хотелось. Нисколько. Ни по единому поводу. Но Оптимус ждал ответа. — Он трус, Оптимус, трус достаточно умный, чтобы не лезть в ситуацию, где есть риск получить не просто пару царапин на обшивке, а ввергнуть себя в долгосрочную немилость. Он подаст полноценный медицинский рапорт, который, как я полагаю, не пройдёт мимо внимания Рэтчета.
Когда Оптимус опёрся ладонью о его грудь и выпрямился, чтобы с высоты своего осуждения смерить Мегатрона взглядом, его тазовая секция качнулась, породив слабую дрожь в до сих пор соединённых системах. Почти ушедшие в пассивный проверочный режим интерфейс-протоколы охотно отчитались о ещё не исчерпанных запасах энергии. Подхватив ритм пульсации и не дав ей затихнуть, Мегатрон двинул бёдрами навстречу, передавая импульс по стенкам порта, который неуверенно отозвался сжатием глубинных колец.
— Но я клянусь, — продолжил Мегатрон и провёл ладонями по обхватывающим его корпус ногам Оптимуса, — что, если понадобится, я встану на защиту своего Прайма и честно и открыто расскажу, как самоотверженно ты не давал мне нарушить медицинское предписание, вплоть до того, что — я вынужден буду признать твою победу — удерживал меня весом своего корпуса все эти необходимые для окончательного формирования брони долгие восемь джооров.
От коленей Оптимуса его ладони поднялись к бёдрам, к этим подвижным и притягательно гладким сочленениям, обвели их и скользнули на тазовую секцию, направляя корпус Оптимуса навстречу ещё одному движению. Он почти не удивился, когда сначала одна рука была перехвачена и прижата к платформе выше головы, а потом и вторая. Плечевые суставы и линии стыка брони загудели, перестраиваясь под непривычное положение, он ударился о стену локтём, но, когда Оптимус изменил точку упора в коленях, сдвинулся корпусом и позволил коннектору частично выскользнуть из порта, чтобы тут же точно скользнуть назад, Мегатрон забыл о неудобстве. Синяя оптика на миг погасла и засияла вновь, а не уступающие ему в силе ладони обхватили оба запястья прочнее стазисных наручников.
— Всё же восемь?
— Можно и девять. Для надёжности. — И, когда он ответил ухмылкой на строгий взгляд Оптимуса, ему было нисколько не совестно.
@темы: Глава 4, R - NC-21, Фракция: АВТОБОТЫ, ГЛАВЫ, Текст
-
-
17.06.2019 в 14:11Оптимус тут очень интересный
-
-
17.06.2019 в 14:16полагаю, с задачей я тогда справилась
мне все время чудилось какое-то "но" между персонажами, какое-то постоянное ожидание подставы друг от друга... впрочем, это и делает пейринг реалистичным)
их же действительно многое разделяет, там счёт этих "но" на четыре миллиона, по одному на каждый год войны, и хвостик Матрицы впридачу
очень рада, если Оптимус понравился